Эпосы, легенды и сказанияилья муромец и калин-царь. Русские богатыри. Былины. Героические сказки. Илья Муромец и Калин царь Быль илья муромец и калин царь

Илья Муромец Илья Иванович Муромец родился в крестьянской семье, в селе Карачарово, что в Муромском районе Владимирской области. Самый главный русский богатырь. Жизненный путь Ильи Ивановича Муромца был славен и труден.Тридцать лет он сиднем сидел на печи в своем

Илья Муромец Илья Муромец – персонаж русского эпоса, герой былин.Былина о происхождении Ильи Муромца и обретении им богатырской силы повествует о том, что он крестьянский сын, который родился в селе близ города Мурома. Тридцать лет и три года Илья Муромец не мог ходить, но

Где находятся Царь-пушка и Царь-колокол? Все, кто впервые посещает Московский Кремль, прежде всего спешат посмотреть на знаменитые Царь-пушку и Царь-колокол. Обе достопримечательности находятся рядом и поражают своей величиной. Что же мы знаем о них?Царь-пушка была

Наговорили злые люди-завистники князю Владимиру на старого богатыря Илью Муромца, будто похвалялся Илья выжить князя из Киева и на его место сесть. Рассердился Владимир и приказал заточить Илью в тюрьму подземную, в погреба глубокие. Не поспорил Илья с князем. Попрощался со своим конём любимым, Бурушкой косматым, и дал увести себя в подземелье сырое, холодное, тёмное.

Плохо пришлось бы там богатырю. Да, к счастью, пожалела его княжна молодая, дочь Владимира: тайком от отца послала она в подземелье подушки пуховые, одеяла шелковые, тёплое платье да сытную пищу. Живёт богатырь в подземелье.
А над Киевом беда собирается: пишет недруг-татарин, Калин-царь, что придёт он скоро свойском к Киеву; требует, чтобы встречали его в каждом переулке сладкими винами, полными бочками. Попросил Владимир-князь у Калина отсрочки на три года, на три месяца, чтобы к приходу его приготовиться. Согласился Калин-царь. А прошёл срок назначенный - и заплакал, затужил князь киевский:
— Нет у нас больше славного богатыря Ильи Муромца! Некому за родную землю постоять, некому Киев спасти! И зачем я его в погребах погубил!

А княжна молодая и говорит отцу:
— Жив, батюшка, Илья Муромец! Не погиб он в погребе!

Бросился Владимир в подземелье, а Илья там: жив, здоров, обут, одет. Обрадовался князь, повёл богатыря в свои палаты белокаменные, угощать принялся, упрашивать:

— Обошёл собака Калин-царь наш Киев-град. Помоги, Илья, постой за отечество, пойди против войска вражьего!
Стал собираться в поход Илья Муромец. Любимый слуга молодой ему все эти годы коня берёг. Выехал Илья в чисто поле. В поле войска татарского видимо-невидимо. А в другой стороне стоят шатры белые: живут в них двенадцать русских богатырей. Стал их Илья уговаривать вместе с ним ехать против царя Калина. Говорит ему богатырь Самсон Самойлович:

— Не хотим мы помогать Владимиру: он своих слуг-бояр кормит, жалует, а нам, богатырям, ничего от князя нет.
Как ни просил Илья товарищей — никто не хочет ехать защищать князя Владимира. Отправился Илья один в чисто поле.
Несчастлив был его выезд: бил он, топтал врагов, а под конец к ним в плен попался. Привели его татары к царю Калину. Калин-царь встретил Илью ласково. Уговаривать начал:
— Не служи ты, Илья, князю Владимиру. Служи мне, царю Калину. Дам тебе одежду драгоценную, золотой казны без счета дам.

Отвечал ему Илья Муромец:
— Не нужны мне твои дары богатые. Буду не тебе служить, а родной земле!
И уйти хотел. А татары теснят его, не выпускают. Схватил тогда Илья одного татарина, начал им, как дубиной, других колотить. Пробился в чисто поле, вскочил на коня и поскакал. Был у него лук тугой, стрелы калёные. И пустил он стрелу в ту сторону, где богатыри, его товарищи, шатры поставили. Спали богатыри в шатрах. Прилетела стрелка, пала на грудь Самсона Самойловича. Мигом проснулся богатырь, других разбудил.

— Славные богатыри святорусские,видно, Илье плохо приходится: прилетела от него стрелочка калёная. Надо ему на помощь спешить. Садились богатыри на своих добрых коней, Илью Муромца выручать кинулись. Вышли они все вместе с Ильёй против войска татарского. Войско перебили, царя Калина в плен забрали. Голову ему отрубить хотели, да Илья удержал:

— Отвезём его в Киев,— говорит, —пускай Владимир-князь решит, как с ним быть.
Привезли царя Калина в славный Киев-град.

Упросил Калин Владимира:
— Не руби ты мне буйну голову! Буду я тебе вечно дань платить.
Согласился Владимир. На том они вражду и покончили.

Во славном во Киеве городе
Был сильныя славныя богатырь Илья Муромец,
Он ездил далече далече во чистом поли,
Он ездил много времени.
Цветно платье его истаскалося,
Золота казна у него издержалася.
Приезжает во Киев град,
Захотел он с пути, с дорожки опохмелиться;
Приходит он во царев кабак,
Говорит чумакам целовальникам:
«А й вы, братцы, чумаки целовальники!
Я ездил долго в чистом поле,
Цветно платье у мня истаскалося,
Золотая казна у мня издержалася,
Я желаю теперь с пути опохмелиться,
Со своими людьми познакомиться.
Вы позвольте мне три бочки сороковые
Зелена вина безденежно».
Говорят чумаки целовальники:
«А й ты, старая собака, седатый пес!
Да не дадим мы без денег зелена вина».
Да не много то Илья у них спрашивал,
Да не много с нима разговаривал.
Приходил он ко подвалу кабачному,
Он пинал правой ногой во двери подвальные,

Да другую брал под другую,
Третью бочку он ногой катил,
Выходил Илья да на зеленый луг,
Закричал он во всю голову человичию,
Во всю силу свою богатырскую,
Он зычным громким голосом:
«А и вы, братцы мои пьяницы,
Да вы голи кабацкие,
Кабацкие голи, мужички деревенские!

Да вы пейте у мня зелена вина допьяна,
Да вы молите Бога за старого».
Да собиралися пьяницы, голи кабацкие,
Мужики деревенские на зеленый луг,
Они пили вино да и безденежно.
Да чумаки целовальники
Не могли у Ильи отнять зелена вина.
Да Илья то Муромец скидал с себя шубу соболиную,
Обливал эту шубу зеленым вином,
Сам волочил по лужечку зеленому,
Он ко шубе приговаривал;
«Уливайся, моя шуба, зеленым вином.
Сулит ли мне Бог волочить собаку царя Калина
Да по этому лужочку зеленому,
А ему от моих белых рук плакати».
Услыхали эти речи чумаки целовальники,
Приходили ко князю Владимиру,
Они били челом, низко кланялись:
«Да уж ты, наш свет государь де Владимир князь!
Да мы не знаем, у нас вчера какое чудо сотворилося,
Да не знаем, кто пришел:
А черт ли пришел, али водяной пришел
К нам на царев кабак.
Он просил зелена вина безденежно
Три бочки сороковые,
А мы безденежно ему вино не дали.
Да он не много у нас спрашивал,
Да не горазно с нами разговаривал,
Шел ко подвалу кабачному,
Он пинал де во двери подвальные правой ногой,
Брал он бочку сороковую под пазуху,
А другую брал бочку под другую
Да третюю бочку ногой катил.
Да й выходил он, сударь, на зеленый луг,
Закричал де он громким голосом,
Во всю голову человическу,
Во всю силу свою богатырскую:
«А й вы, братцы мои, вы, товарищи,
Пьяницы, голи кабацкие,
Мужички деревенские!
Вы пожалуйте ко мне на зеленый луг,
Да вы пейте у мня зелена вина безденежно».
Приходили тут пьяницы, голи кабацкие,
На зеленый луг,
Распоил он вино им безденежно,
Да скинул с себя шубу соболиную,
Да уливал эту шубу зеленым вином,
Да й волочил по лужочку зеленому,
Да он ко шубе приговаривал:
«Да уливайся, моя шуба, зеленым вином,
Да сулит ли мне Бог волочить собаку князя Владимира
Да по этому лугу зеленому».
Да нам нечем, сударь, Владимир князь,
Нечем буде за вино расчет держать».
Воскричал князь Владимир стольнокиевский
Своим громким голосом:
«Посадить его в погреб глубокие,
В глубок погреб да сорока сажен.
Не дать ему ни пить, ни есть да ровно сорок дней,
Да пусть он помрет, собака, и с голоду».
Как узнала про это честная вдовица княгиня
Апраксия,
Что посажен Илья Муромец да во глубок погреб,
Она сделала подкопь ту тайную
Да во тот ли погреб глубокие,
Кормила, поила Илью ровно сорок дней.

Как Владимир князь да стольнокиевский
Поразгневался на старого казака Илью Муромца,
Засадил его во погреб во холодньш
Да на три то года поры времени.
А у славного у князя у Владимира
Была дочь да одинакая;
Она видит, - это дело есгь немалое,
А что посадил Владимир князь да стольнокиевский
Старого казака Илью Муромца
В тот во погреб во холодныи,
А он мог бы постоять один за веру, за отечество,
Мог бы постоять один за Киев град,
Мог бы постоять один за церкви за соборные,
Мог бы поберечь он князя да Владимира,
Мог бы поберечь Опраксу королевичну.
Приказала сделать да ключи поддельные,
Положила то людей да потаенныих,
Приказала то на погреб на холодныи
Да снести перины да подушечки пуховые,
Одеяла приказала снести теплые,
Она ествушку поставить да хорошую
И одежду сменять с нова на ново
Тому старому казаку Илье Муромцу,
А Владимир князь про то не ведает.
И воспылал то тут собака Калин царь на Киев град:
И хотит он розорить да стольный Киев град,
Чернедь мужичков он всех повырубить,

Князю то Владимиру да голова срубить,
Да со той Опраксой королевичной.
Посылает то собака Калин царь посланника,
А посланника во стольный Киев град,
И дает ему он грамоту посыльную,
И посланнику то он наказывал:
«Как поедешь ты во стольный Киев град,
Будешь ты, посланник, в стольнеем во Киеве
Да у славного у князя у Владимира,
Будешь на его на широком дворе,
И сойдешь как тут ты со добра коня,
Да й спущай коня ты на посыльный двор,
Сам поди тко во палату белокаменну,
Да пройдешь палатой белокаменной,
Да й войдешь в его столовую во горенку,
На пяту ты дверь да поразмахивай,
Не снимай ка кивера с головушки,
Подходи ка ты ко столику к дубовому,
Становись ка супротив князя Владимира,
Полагай ка грамоту на золот стол,
Говори тко князю ты Владимиру:
«Ты Владимир князь да стольнокиевский,
Ты бери тко грамоту посыльную
Да смотри, что в грамоте написано,
Да гляди, что в грамоте да напечатано;
Очищай ка ты все улички стрелецкие,
Все великие дворы да княженецкие,
По всему то городу по Киеву,
А по всем по улицам широкиим
Да по всем то переулкам княженецкиим
Наставь сладкиих хмельных напиточек,
Чтоб стояли бочка о бочку близко по близку,
Чтобы было у чего стоять собаке царю Калину
Со своими то войсками со великима
Во твоем во городе во Киеве».

Брал то книгу он посыльную,
Да и грамоту ту распечатывал,
И смотрел, что в грамоте написано,
И смотрел, что в грамоте да напечатано,
И что велено очистить улицы стрелецкие
И большие дворы княженецкие,
Да наставить сладкиих хмельных напиточек
- А по всем по улицам широкиим
Да по всем то переулкам княженецкиим.

Видит - есть это дело не малое,
А не мало дело то, великое;
А садился то Владимир князь да на черленый стул,
Да писал то ведь он грамоту повинную:
«Ай же ты, собака да и Калин царь!
Дай ка мне ты поры времечки на три году,
На три году дай и на три месяца,
На три месяца да еще на три дня,
Мне очистить улицы стрелецкие,
Все великие дворы да княжецкие,
Накурить мне сладкиих хмельных напиточек,
Да й наставить по всему то городу по Киеву,
Да й по всем по улицам широкими,
По всем славным переулкам княженецкиим».
Отсылает эту грамоту повинную,
Отсылает ко собаке царю Калину;
А й собака тот да Калин царь
Дал ему он поры времечки на три году,
На три году дал и на три месяца,
На три месяца да еще на три дня.
Еще день за день ведь - как и дождь дождит,
А неделя за неделей - как река бежит;
Прошло поры времечки да три году,
А три году да три месяца,
А три месяца и еще три то дня;
Тут подъехал ведь собака Калин царь,
Он подъехал ведь под Киев град
Со своими со войсками со великима.
Тут Владимир князь да стольнокиевский
Он по горенке да стал похаживать,
С ясных очушек он ронит слезы ведь горючие,
Шелковым платком князь утирается,
Говорит Владимир князь да таковы слова:
«Нет жива то старого казака Ильи Муромца;
Некому стоять теперь за веру, за отечество,
Некому стоять за церквы ведь за Божие,
Некому стоять то ведь за Киев град,
Да ведь некому сберечь князя Владимира
Да и той Опраксы королевичной!»
Говорит ему любима дочь да таковы слова:
«Ай ты, батюшко Владимир князь наш стольнокиевский!
Ведь есть жив то старыи казак да Илья Муромец;
Ведь он жив на погребе холодноем».
Тут Владимир князь от стольнокиевский
Он скорешенько берет за золоты ключи
Да идет на погреб на холодныи,
Отмыкает он скоренько погреб да холодныи
Да подходит ко решеткам ко железныим,
Растворил то он решетки да железные:
Да там старыи казак да Илья Муромец,
Он во погребе сидит то, сам не старится;
Там перинушки подушечки пуховые,
Одеяла снесены там теплые,
Ествушка поставлена хорошая,
А одежица на нем да живет сменная.
Он берет его за ручушки за белые,
За его за перстни за злаченые,
Выводил его со погреба холодного,
Приводил его в палату белокаменну,
Становил то он Илью да супротив себя,
Целовал в уста его сахарные,
Заводил его за столики дубовые,
Да садил Илью то он подли себя,
И кормил его да ествушкой сахарнею,
Да поил то питьицем медвяныим,
И говорил то он Илье да таковы слова:

Наш то Киев град нынь в полону стоит,
Обошел собака Калин царь наш Киев град
Со своима со войсками со великима.
А постой ка ты за веру, за отечество,
А постой ка ты за славный Киев град,
Да постой за матушки Божьи церквы,
Да постой ка ты за князя за Владимира,
Да постой ка за Опраксу королевичну!»
Так тут старыи казак да Илья Муромец
Выходил он с палаты белокаменной,
Шел по городу он да по Киеву,
Заходил в свою палату белокаменну,
Да спросил то как он паробка любимого,
Шел со паробком да со любимыим
А на свой на славный на широкий двор,
Заходил он во конюшенку в стоялую,
Посмотрел добра коня он богатырского.
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же ты, мой паробок любимыи,
Верный ты слуга мой безызменныи,
Хорошо держал моего коня ты богатырского!»
Целовал его он во уста сахарные,
Выводил добра коня с конюшенки стоялыи
А й на тот на славный на широкий двор.

Стал добра коня тут он заседлывать:
На коня накладывает потничек,
А на потничек накладывает войлочек;
Потничек он клал да ведь шелковенький,
А на потничек подкладывал подпотничек,
На подпотничек седелко клал черкасское,
А черкасское седелышко недержано;
А подтягивал двенадцать подпругов шелковыих,
А шпилечики он втягивал булатные,
А стремяночки покладывал булатные,
Пряжечки покладывал он красна золота,
Да не для красы угожества,
Ради крепости всё богатырскоей:
Еще подпруги шелковы тянутся, да они не рвутся,
Да булат железо гнется, не ломается,
Пряжечки ты красна золота,
Они мокнут, да не ржавеют.
И садился тут Илья да на добра коня,
Брал с собой доспехи крепки богатырские:
Во первых, брал палицу булатную,
Во вторых, брал копье боржамецкое,
А еще брал свою саблю вострую,
А й еще брал шалыгу подорожную,
И поехал он из города из Киева.
Выехал Илья да во чисто поле,
И подъехал он ко войскам ко татарскиим - Посмотреть на войска на татарские:
Нагнано то силы много множество,
Как от покрику от человечьего,
Как от ржанья лошадиного
Унывает сердце человеческо.
Тут старыи казак да Илья Муромец
Он поехал по раздольицу чисту полю,
Не мог конца краю силушки наехати.
Он повыскочил на гору на высокую,
Посмотрел на все на три четыре стороны,
Посмотрел на силушку татарскую - Конца краю силы насмотреть не мог.
И повыскочил он на гору на другую,
Посмотрел на все на три четыре стороны - Конца краю силы насмотреть не мог.
Он спустился с той со горы со высокии,
Да он ехал по раздольицу чисту полю
И повыскочил на третью гору на высокую,
Посмотрел то под восточную ведь сторону,
Насмотрел он под восточной стороной,
Насмотрел он там шатры белы
И у белыих шатров то кони богатырские.
Он спустился с той с горы высокии
И поехал по раздольицу чисту полю;
Приезжал Илья к шатрам ко белыим,
Как сходил Илья да со добра коня
Да у тых шатров у белыих,
А там стоят кони богатырские,
У того ли полотна стоят у белого,
Они зоблют то пшену да белоярову.
Говорит Илья да таковы слова:
«Поотведать мне ка счастия великого».
Он накинул поводы шелковые
На добра коня да й богатырского
Да спустил коня ко полотну ко белому:
«А й допустят ли то кони богатырские
Моего коня да богатырского
Ко тому ли полотну ко белому - Позобать пшену да белоярову?»
Его добрый конь идет то грудью к полотну,
А идет зобать пшену да белоярову;
Старыи казак да Илья Муромец
А идет он да во бел шатер.
Приходит Илья Муромец во бел шатер;
В том белом шатре двенадцать то богатырей,
И богатыри все святорусские;
Они сели хлеба соли кушати,
А и сели то они да пообедати.
Говорит Илья да таковы слова:
«Хлеб да соль, богатыри да святорусские,
А и крестный ты мой батюшка,
А й Самсон да ты Самойлович!»
Говорит ему да крестный батюшка:
«А й поди ты, крестничек любимыи,
Старыи казак да Илья Муромец,
А садись ка с нами пообедати».
И он выстал ли да на резвы ноги,
С Ильей Муромцем да поздоровкались,
Поздоровкались они да целовалися,
Посадили Илью Муромца да за единый стол
Хлеба соли да покушати.
Их двенадцать то богатырей,
Илья Муромец да он тринадцатый.
Они поели, попили, пообедали,
Выходили с за стола из за дубового,
Они Господу Богу помолилися.
Говорит им старыи казак да Илья Муромец:
«Крестный ты мой батюшка Самсон Самойлович
И вы, русские могучие богатыри!
Вы седлайте тко добрых коней,
А й садитесь вы да на добрых коней,
Поезжайте тко да во раздольице чисто поле,
А й под тот под славный стольный Киев град.
Как под нашим то под городом под Киевом
А стоит собака Калин царь,
А стоит со войсками великима,
Разорить хотит он стольный Киев град,
Чернедь мужиков он всех повырубить,
Божьи церквы все на дым спустить,
Князю то Владимиру да со Опраксой королевичной
Он срубить то хочет буйны головы.
Вы постойте тко за веру, за отечество,
Вы постойте тко за славный стольный Киев град;
Вы постойте тко за церквы ты за Божие,

И со той Опраксой королевичной!»

«Ай же крестничек ты мой любимый,
Старыи казак да Илья Муромец!









Кормит их и поит да и жалует,



А й Самсон да ты Самойлович!
Это дело у нас будет нехорошее,
Как собака Калин царь он разорит да Киев град,
Да он чернедь мужиков то всех повырубит,
Да он Божьи церквы все на дым спустит,
Да князю Владимиру с Опраксой королевичной
А он срубит им да буйные головушки.
Вы седлайте тко добрых коней,
И садитесь ка вы на добрых коней,
Поезжайте тко в чисто поле под Киев град,



Вы поберегите тко князя Владимира

Говорит Самсон Самойлович да таковы слова:

Старыи казак да Илья Муромец!
А й не будем мы да и коней седлать,
И не будем мы садиться на добрых коней,
Не поедем мы во славно во чисто поле,
Да и не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев град;
Да не будем мы стоять за матушки Божьи церквы,
Да не будем мы беречь князя Владимира
Да еще с Опраксой королевичной:
У него ведь есте много да князей, бояр,
Кормит их и поит да к жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира».
Говорит то старыи казак да Илья Муромец:
«Ай же ты, мой крестный батюшка,
Ай Самсон да ты Самойлович!
Это дело у нас будет нехорошее.
Вы седлайте тко добрых коней,
И садитесь тко вы на добрых коней,
Поезжайте тко во чисто поле под Киев град,
И постойте вы за веру, за отечество,
И постойте вы за славный стольный Киев град;
И постойте вы за церквы ты за Божие,
Вы поберегите тко князя Владимира
И со той с Опраксой королевичной».
Говорит ему Самсон Самойлович:
«Ай же крестничек ты мой любимыий,
Старыи казак да Илья Муромец!
А й не будем мы да и коней седлать,
И не будем мы садиться на добрых коней,
Не поедем мы во славно во чисто поле,
Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев град;
Да не будем мы стоять за матушки Божьи церквы,
Да не будем мы беречь князя Владимира
Да еще с Опраксой королевичной:
У него ведь есте много да князей, бояр,
Кормит их и поит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира».
А й тут старыи казак да Илья Муромец
Он как видит, что дело ему не по люби,
А й выходит то Илья да со бела шатра,
Приходил к добру коню да богатырскому,
Брал его за поводы шелковые,
Отводил от полотна от белого,
А от той пшены от белояровой;
Да садился Илья на добра коня,
То он ехал по раздольицу чисту полю,
И подъехал он ко войскам ко татарскиим.
Не ясен сокол да напущает на гусей, на лебедей
Да на малых перелетныих на серых утушек,
Напущает то богатырь святорусскии
А на тую ли на силу на татарскую.
Он спустил коня да богатырского
Да поехал ли по той по силушке татарскоей,
Стал он силушку конем топтать,
Стал конем топтать, копьем колоть,
Стал он бить ту силушку великую,
А он силу бьет - будто траву косит.

Испровещился языком человеческим:
«Ай же славный богатырь святорусскии!
Хоть ты наступил на силу на великую,
Не побить тебе той силушки великии:
Нагнано у собаки царя Калина,
Нагнано той силы много множество,
И у него есте сильные богатыри,
Поляницы есте да удалые.
У него, собаки царя Калина,
Сделаны то трои ведь подкопы да глубокие
Да во славноем раздольице чистом поле.
Когда будешь ездить
Будешь бить то силу ту великую,
Как просядем мы в подкопы во глубокие,
Так из первыих подкопов я повыскочу,
Да тебя оттуль то я повыздыну;
Как просядем мы в подкопы то во другие,
И оттуль то я повыскочу,
И тебя оттуль то я повыздыну;
Еще в третьии подкопы во глубокие,
А ведь тут то я повыскочу,
Да оттуль тебя то не повыздыну,
Ты останешься в подкопах во глубокиих».
А й ще старыи казак да Илья Муромец,
Ему дело то ведь не слюбилося,
И берет он плетку шелкову в белы руки,
А он бьет коня да по крутым ребрам,
Говорил он коню таковы слова:
«Ай же ты, собачище изменное!
Я тебя кормлю пою да и улаживаю,
А ты хочешь меня оставить во чистом поли,
Да во тых подкопах во глубокиих!»
И поехал Илья по раздольицу чисту полю,
Во тую во силушку великую,
Стал конем топтать да и копьем колоть,
У Ильи то сила не уменьшится.
Й он просел в подкопы во глубокие,
Его добрый конь оттуль повыскочил,
Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул.

По тому раздольицу чисту полю,
Во тую во силушку великую,

И он бьет то силу, как траву косит,


Й он просел с конем да богатырскиим,
Й он попал в подкопы ты во другие;
Его добрый конь оттуль повыскочил
Да Илью оттуль повыздынул.
Й он спустил коня да богатырского
По тому раздольицу чисту полю,
Во тую во силушку великую,
Стал конем топтать да и копьем колоть;
Й он бьет то силу, как траву косит,
У Ильи то сила меньше ведь не ставится,
На добром коне сидит Илья, не старится.
Й он попал в подкопы ты во третьии,
Он просел с конем в подкопы ты глубокие;
Его добрый конь да богатырскии
Еще с третьиих подкопов он повыскочил,
Да оттуль Ильи он не повыздынул,
Сголзанул Илья да со добра коня,
Й оставался он в подкопе во глубокоем.
Да пришли татара ты поганые,
Да хотели захватить они добра коня;
Его конь то богатырскии
Не сдался им во белы руки,
Убежал то добрый конь да во чисто поле.
Тут пришли татара ты поганые
А нападали на старого казака Илью Муромца,
А й сковали ему ножки резвые,
И связали ему ручки белые.
Говорили то татары таковы слова:
«Отрубить ему да буйную головушку!»
Говорят ины татара таковы слова:
«Ай не надо рубить ему буйной головы,
Мы сведем Илью к собаке царю Калину,
Что он хочет, то над ним да сделает».
Повели Илью да по чисту полю
А ко тым палаткам полотняныим,
Приводили ко палатке полотняноей,
Привели его к собаке царю Калину,
Становили супротив собаки царя Калина.
Говорили татара таковы слова:
«Ай же ты, собака да наш Калин царь!
Захватили мы старого казака Илью Муромца
Да во тых то во подкопах во глубокиих
И привели к тебе, к собаке царю Калину;
Что ты знаешь, то над ним и делаешь».
Тут собака Калин царь говорил Илье
да таковы слова: «Ай ты, старыи казак да Илья Муромец!
Молодой щенок да напустил на силу на великую,
Тебе где то одному побить моя сила великая!
Вы раскуйте тко Илье да ножки резвые,
Развяжите тко Илье да ручки белые».
И расковали ему ножки резвые,
Развязали ему ручки белые.
Говорил собака Калин царь да таковы слова:
«Ай же старыи казак да Илья Муромец!
Да садись ка ты со мной а за единый стол,
Ешь ка ествушку мою сахарную
Да и пей ка мои питьица медвяные,
И одежь ка ты мою одежу драгоценную
И держи тко мою золоту казну,
Золоту казну держи по надобью;
Не служи тко ты князю Владимиру,
Да служи тко ты собаке царю Калину».
Говорил Илья да таковы слова:
«А й не сяду я с тобой да за единый стол,
Не буду есть твоих ествушек сахарныих,
Не буду пить твоих питьицев медвяныих,
Не буду носить твоей одежи драгоценныи,
Не буду держать твоей бессчетной золотой казны,
Не буду служить тебе, собаке царю Калину,
Еще буду служить я за веру, за отечество,
А и буду стоить за стольный Киев град,
А буду стоять за церквы за Господние,
А буду стоять за князя за Владимира
И со той Опраксой королевичной».
Тут старой казак да Илья Муромец
Он выходит со палатки полотняноей
Да ушел в раздольице в чисто поле.
Да теснить стали его татара ты поганые,
Хотят обневолить они старого казака
Илью Муромца.
А у старого казака Ильи Муромца
При себе да не случилось то доспехов крепкиих,
Нечем то ему с татарами да попротивиться.
Старыи казак да Илья Муромец
Видит он дело немалое;
Да схватил татарина он за ноги,
Тако стал татарином помахивать,
Стал он бить татар татарином,
И от него татара стали бегати,
И прошел он скрозь всю силушку татарскую,
Вышел он в раздольице чисто поле,
Да он бросил то татарина да в сторону,
То идет он по раздольицу чисту полю.
При себе то нет коня да богатырского,
При себе то нет доспехов крепкиих.
Засвистал в свисток Илья он богатырскии,
Услыхал его добрый конь да во чистом поле,
Прибежал он к старому казаку Илье Муромцу.
Еще старыи казак да Илья Муромец
Как садился он да на добра коня
И поехал по раздольицу чисту полю,
Выскочил он да на гору на высокую,
Посмотрел то под восточную он сторону:
А й под той ли под восточной под сторонушкой,
А й у тых ли у шатров у белыих
Стоят добры кони богатырские.
А тут старый от казак да Илья Муромец
Опустился он да со добра коня,
Брал свой тугой лук разрывчатый в белы ручки,
Натянул тетивочку шелковеньку,
Наложил он стрелочку каленую,
И он спущал ту стрелочку во бел шатер,
Говорил Илья да таковы слова:
«А лети тко, стрелочка каленая,
А лети тко, стрелочка, во бел шатер,
Да сыми тко крышу со бела шатра,
Да пади тко, стрелка, на белы груди
К моему ко батюшке ко крестному
И проголзни тко по груди ты по белыи,
Сделай ка ты сцапину да маленьку,
Маленькую сцапинку да невеликую,
Он и спит там, прохлажается,
А мне здесь то одному да мало можется».
Й он спустил как эту тетивочку шелковую,
Да спустил он эту стрелочку каленую.
Да просвистнула как эта стрелочка каленая
Да во тот во славныи во бел шатер,
Она сняла крышу со бела шатра,
Пала она, стрелочка, на белы груди
Ко тому ли то Самсону ко Самойловичу,
По белой груди ведь стрелочка проголзнула,
Сделала она да сцапинку то маленьку.
А и тут славныи богатырь святорусскии,
А й Самсон то ведь Самойлович,
Пробудился то Самсон от крепка сна,
Пораскинул свои очи ясные;
Да как снята крыша со бела шатра,
Пролетела стрелка по белой груди,
Она сцапиночку сделала да на белой груди,
Й он скорешенько стал на резвы ноги,
Говорит Самсон да таковы слова:
«Ай же славные мои богатыри вы святорусские!
Вы скорешенько седлайте тко добрых коней,
Да садитесь тко вы на добрых коней.
Мне от крестничка да от любимого
Прилетели то подарочки да не любимые:
Долетела стрелочка каленая
Через мой то славный бел шатер,
Она крышу сняла ведь да со бела шатра,
Да проголзнула то стрелка по белой груди,
Она сцапинку то дала по белой груди,
Только малу сцапинку то дала, не великую;
Погодился мне, Самсону, крест на вороте,
Крест на вороте шести пудов;
Есть бы не был крест да на моей груди,
Оторвала бы мне буйну голову».
Тут богатыри все святорусские
Скоро ведь седлали да добрых коней,
И садились молодцы да на добрых коней
И поехали раздольицем чистым полем
Ко тому ко городу ко Киеву,
Ко тым они силам ко татарскиим.
А со той горы да со высокии
Усмотрел ли старыи казак да Илья Муромец,
А то едут ведь богатыри чистым полем,
А то едут ведь да на добрых конях.
И спустился он с горы высокии,
И подъехал он к богатырям ко святорусскиим;
Их двенадцать то богатырей, Илья тринадцатый.
И приехали они ко силушке татарскоей,
Припустили коней богатырскиих,
Стали бить то силушку татарскую,
Притоптали тут всю силушку великую
И приехали к палатке полотняноей;
А сидит собака Калин царь в палатке полотняноей.
Говорят то как богатыри да святорусские:
«А срубить то буйную головушку А тому собаке царю Калину».
Говорил старой казак да Илья Муромец:
«А почто рубить ему да буйная головушка?
Мы свеземте тко его во стольный Киев град,
Да й ко славному ко князю ко Владимиру».
Привезли его, собаку царя Калина,
А во тот во славный Киев град,

Привели его в палату белокаменну,
Да ко славному ко князю ко Владимиру.
То Владимир князь да стольнокиевский
Он берет собаку за белы руки
И садил его за столики дубовые,
Кормил его ествушкой сахарнею
Да поил то питьицем медвяныим.
Говорил ему собака Калин царь да таковы слова:
«Ай же ты, Владимир князь да стольнокиевский!
Не сруби тко мне да буйной головы.
Мы напишем промеж собой записи великие:
Буду тебе платить дани век и по веку
А тебе то, князю я Владимиру!»
А тут той старинке и славу поют,
А по тыих мест старинка и покончилась.

Былины из цикла "Илья Муромец и Калин-царь" (иначе его называют "Илья Муромец и татарское нашествие") занимают центральное место во всем русском эпосе. В.Я. Пропп пишет: "Песни об отражении татар - самое значительное из того, что в области эпоса создано русским народом. (...) Былины времен татарщины представляют собой качественно иное образование, чем все былины, предшествующие им".Большинство исследователей считают, что былины этого цикла были созданы во время татаро-монгольского ига, еще до его свержения, и тем не менее в них художественно-убедительно и, как оказалось впоследствии, исторически достоверно изображена победа русского народа и изгнание татар. По мнению В.Я. Проппа, "песня выражала не отдельные факты побед и поражений; в дни бедствий песня выражала несокрушимую волю народа к победе и тем ее подготовляла и способствовала ей".Туже мысль высказывает В.И. Калугин: "В былине "Илья Муромец и Калин-царь" отражено не отдельное историческое событие, реальное сражение, допустим, нареке Калке в 1223 году или на Куликовом поле в 1380-м, ацелыйрядтаких сражений, как великих, так и малых. Перед нами эпическая условность - такого сражения не было, и одновременно эпическое обобщение - такие сражения были; верность не факту, а духу истории".Татарский Калин-царь - обобщенный образ врага, хотя в некоторых вариантах былины он назван историческим именем Мамая или Батыя.Былинам из цикла "Илья Муромец и Калин-царь" обычно предшествует рассказ о ссоре Ильи Муромца с князем Владимиром. В одних вариантах былины Владимир не оказал Илье Муромцу должного уважения, не позвав его на пир, или позвал, но посадил "в место непочетное", и оскорбленный богатырь ломает лавки в княжьей палате, разгоняет гостей, или выходит на улицу и стреляет из лука по княжьему дворцу, снеся золоченую крышу. В других вариантах Илью оговаривают перед князем "бояре кособрюхие".Так или иначе, Владимир разгневался на Илью Муромца и велел посадить его в погреба глубокие, запереть решетками железными, не давать ему ни еды, ни питья, сказав: "Пусть помрет он, собака, с голоду!"Узнала про то Владимирова жена, княгиня Апраксия, и подумала: "Ежели помрет Илья Муромец с голоду, кто постоит за Киев-град, за князя Владимира, за меня, княгиню Апраксию?" Велела она сделать поддельные ключи от погреба, приказала верным людям отнести Илье перины пуховые, одеяла теплые и кормить его каждый день досыта. И никто про это не знал, не ведал.Былопридворе князя Владимира еще двенадцать храбрых богатырей. Обиду, что нанес князь Илье Муромцу, они приняли как свою собственную, отказались отныне служить князю Владимиру, уехали из Киева и раскинули свои шатры в чистом поле.Межтем по всем землям, по всем ордам прошел слух, что не стало в Киеве богатырей, а Илья Муромец сидит в погребе.Как услышал про то Калин-царь, собрал силушку великую и пошел на Русь. Растянулось вражье войско на сотню верст. Прогибается под его тяжестью мать сыра земля, от конского пару померкло красное солнце, потускнел ясный месяц-не видать ни луча белого свету.Остановился Калин-царь в семи верстах от Киева, послал князю Владимиру ярлык скорописчатый: "Аи же ты, Владимир стольнокиевский!

Отдай мне добром стольный Киев-град, без драки великой, без кроволития. Адобром не отдашь -с бою возьму, князей, бояр всех повырублю, Божьи церкви огнем спалю, тебя с княгинею в полон угоню!"Читает князь Владимир тот ярлык - слезами заливается. Не поднимаются у него белые руки, не глядят у него ясные очи. Говорит Владимир: "Кабы был в живых Илья Муромец, не боялись бы мы собаки-Калина-царя! Постоял бы Илья Муромец за Киев-град, за меня, за князя Владимира".Говорит тут княгиня Апраксия: "Нынче ночью мне мало спалось, да много во сне виделось. Привиделось мне, будто жив Илья Муромец в погребах глубоких, за решетками железными".Спустился князь Владимир в погреба глубокие, отомкнул решетки железные, видит-сидиттам Илья жив-здоров.Поклонился князь Илье низехонько: "Ты прости меня, Илья Муромец! Выходи из погреба глубокого - надобно постоять за стольный Киев-град, за меня, за князя Владимира!"Ни слова не ответил Илья Муромец, даже не посмотрел на князя.Тогда спустилась в погреб княгиня Апраксия, просит Илью: "Ужты постой, Илья, застольный Киев-град, за ласкового князя Владимира!"Говорит Илья княгине: "Аи же ты, княгиня Апраксия! Я иду стоять за веру христианскую, и за землю русскую, за вдов, за сирот, за бедных людей да за тебя, княгиня Апраксия. Аради собаки-князя Владимира и не вышел быя из погреба!"Седлал Илья Муромец своего коня. Клал седелышко черкасское, подтягивал подпруги шелковые, а шпенечки у подпруг - булатные, пряжечки - красна золота. Все не ради красы, ради крепости: шелковые подпруги тянутся, да не рвутся, булат-железо гнется, да не ломается, красное золото мокнет, да не ржавеет.Выехал Илья в чистое поле, видит - нагнано вражьей силы черным-черно. От покрику человечьего, отржания лошадиного приуныло сердце богатырское.Поехал Илья вдоль вражьей силы - не мог до конца-краю доехать. Думает Илья: "Не одолеть мне этой силы в одиночку!" Поднялся он на высокую гору, посмотрел на все четыре стороны - повысмотрел на восточной стороне белые шатры, ау шатров пасутся кони русских богатырей, тех, что покинули Киев-град, ушли от князя Владимира.Поскакал Илья к белым шатрам. Пустил своего Бурушку пастись вместе с конями богатырскими, сам вошел в шатер. Сидят там богатыри - обедают.Увидели богатыри Илью - обрадовались. Усадили с собой за дубовый стол, накормили, напоили.Говорит им Илья Муромец: "Аи же вы, русские могучие богатыри! Вы садитесь-ка на добрых коней, поедем в чистое поле биться с несметной силой татарскою".

Отвечают богатыри: "Не будем мы седлать добрых коней, не поедем в чистое поле, не станем биться с татарскою силой! И ты не ходи. Пусть бьются князья да бояре. Много их у князя Владимира, он их кормит и поит, и жалует, а нам от князя Владимира - нет ничего".Не по сердцу пришлась такая речь Илье Муромцу. Вышел он из белого шатра, сел на своего доброго коня, поскакал один в чистое поле.Не ясен сокол налетел на стаю серых уток-налетел на врагов русский богатырь Илья Муромец. Стал он бить силу татарскую, бьет, словно траву косит.Вдруг заговорил Бурушко человеческим голосом: "Аи же ты, мой добрый хо-зяйнушко! Сделаны у Калина-царя под землей три глубоких подкопа. Просядет подо мной земля, и провалимся мы с тобой вте подкопы. Из первых двух подкопов я выскочу и тебя на себе вынесу, а из третьего подкопа вынести не смогу".Прыгнул Бурушко - провалился в подкоп, датутже выскочил и Илью на себе вынес. Провалился в другой - снова выскочил и вынес Илью, а провалился втретий - не усидел Илья в седле, Бурушко выскочил, а Илья в подкопе остался.Бросились татары ловить богатырского коня, да Бурушко им в руки не дался -ускакал в чистое поле.Вытащили татары Илью из подкопа, сковали оковами железными - ручными, ножными и заплечными, привели к Калину-царю.Говорит Калин-царь: "Ужты гой еси, славный богатырь Илья Муромец, послужи-ка мне, как служил князю Владимиру. От князя Владимира тебе нет ничего, а я буду тебя кормить-поить, дам одёжу драгоценную и золотой казны по надобью".Отвечает Илья Муромец: "Аи же ты, собака-Калин-царь! Не надо мне оттебя ни еды-питья, ни одёжи драгоценной, ни золотой казны. Положил я себе великую заповедь: стоять за веру христианскую, за землю русскую, за вдов, за сирот, за бедных людей!"Велел тогда Калин-царь вывести Илью на широкий луг и стрелять в него стрелами калеными.Разорвал тут Илья свои оковы. Не было у него ни сабли, ни копья - так схватил он за ноги татарина, что покрепче да пожиловатее, стал татарином помахивать, стал татар поколачивать. Прошел Илья через силу татарскую, вышел в чистое поле. Свистнул он богатырским посвистом, прибежал к нему верный Бурушко.Поднялся Илья Муромец на гору, натянул тугой лук, пустил стрелу в ту сторону, где стояли шатры русских богатырей.Увидели богатыри стрелу и говорят: "Прилетела стрела от Ильи Муромца, верно, мало ему в поле можется".Оседлали они добрых коней, поехали на помощь Илье.Скачут русские богатыри, Илья Муромец спустился с горы, поскакал им навстречу.Налетели на татарскую силу русские богатыри - двенадцать, Илья Муромец тринадцатый. Стали татар бить-топтать. Где проедут - улица, где повернутся - переулочек. Бились они целый день до вечера, бились темную ночь до белого света, побили татар чуть не до единого.

Бежал Калин-царь из русской земли, дал верную клятву никогда на возвращаться на Русь:"Аи не дай Бог больше бывать под Киевом,Ни мне-то бывать, ни детям моим,Ни детям моим, ни внучатам,Ни внучатам моим, ни правнукам".V. Илья Муромец и Идолище поганоеЭта былина известна в двух вариантах. Водном -действие происходит в Киеве, и Илья Муромец избавляет от Идолища князя Владимира, вдругом -действие переносится в Царьград (Константинополь) - столицу Византии, и Илья спасает византийского царя Константина, который в былине назван князем. О том, какой из вариантов является изначальным, мнения исследователей расходятся.Русь и Византия на протяжении своих многовековых отношений бывали и врагами, и союзниками. По мнению некоторых исследователей, в 1091 году русские войска помогали византийцам в борьбе с печенегами. Возможно, именно этот факт нашел отражение в былине.Имя Идолище, предположительно, представляет собой искаженное Итлари-ще. Итларь - знатный половчанин, упоминаемый в летописи.Не случайно имя "царьградского князя" - Константин Боголюбович. Вероятно, в этом образе отразилась память о святом Константине, римском императоре, жившем в III-IV веках, поддерживавшем христианскую церковь и основавшем Константинополь, а также о Константине Мономахе, византийском императоре, при котором в первой половине XI века Византия подвергалась нападению турок.Ехал Илья Муромец путем-дорогою, повстречал калику перехожую-могучего мужичища Иванища. Идет Иванище, клюкой подпирается, аклюка-тоунего в девяносто пудов.Поздоровался Илья с Иванищем и спрашивает: "Издалека ли бредешь, калика перехожая?"Отвечает богатырю Иванище: "Аи же ты, славный Илья Муромец! Побывал я в святом городе Иерусалиме, поклонился там Гробу Господню, искупался в Иордан-реке, под кипарисовым деревом обсушился. Акогда возвращался я обратно, то проходил мимо славного Царырада. В Царьграде нынче не по-прежнему. Засело там Идолище поганое, со грозой, со страхом со великим, со своею ратью несметною. У того Идолища ножищи - каклыжищи, ручищи - как граблищи, голова - как пивной котел, глазищи - какчашищи, а нос на роже - в локоть длиной. Померкло над Царырадом солнце красное, потускнели звезды поднебесные. Захватили поганые царьградского князя Константина Боголюбовича, сковали крепкими железами его резвые ноги, связали шелковыми опутьями его белые руки. Поставили поганые своих коней в Божьих церквах, порубили топорами святые образа да в черную грязь их потоптали".

Рассердился тут Илья Муромец, разгорелось сердце богатырское. Говорит он калике Иванищу: "Экой ты дурак, Иванище! Силы-тоу тебя - с два меня, а смелости да ухватки - половинки нет. Почему не прогнал ты Идолище поганое, не освободил славный Царырад, не вызволил князя Константина Боголюбовича?"Решил Илья сам идти на Идолище. Сошел он с богатырского коня, сказал калике Иванищу: "Оставляю я здесь моего Бурушку. Стереги его, пока я не вернусь. Хочешь, езди на нем, хочешь, в поводу води. Да давай стобой одёжей поменяемся. Ты возьми мое платье богатырское, а мне дай свое, калицкое".Облекся Илья в платье калицкое, обул лапти лыковые, взял клюку в девяносто пудов и пошел в Царырад.Идет Илья на клюку опирается, а железная клюка под ним изгибается - знать, не по богатырю она скована.Вот пришел Илья Муромец в славный Царырад, подошел к Идолищу под окошко, стал просить, как калики просят: "Вы подайте мне, калике перехожей, милостыньку!"От зычного голоса богатырского зашатались терема высокие, потрескались окошки хрустальные, а Идолище поганое удивилося.Приказало оно привести калику пред свои очи, стало его допрашивать, доведывать: "Ты откуда, калика перехожая?"Отвечает Илья: "Был я в славном городе Киеве, у богатыря у Ильи Муромца".Спрашивает тогда Идолище: "А каков тот Илья Муромец?"Отвечает Илья Идолищу: "Ростом он не больше меня да и обликом схож. Мы с ним в один день родилися, в одной школе грамоте училися".Снова спрашивает Идолище: "А помногу ль богатырь хлеба ест, помногу ль пьет пива пьяного?"Отвечает Илья Идолищу: "Хлеба он ест по три калачика, а пива пьет на три медных пятака".Рассмехнулось Идолище поганое: "Так чего жу вас на Руси этим Ильей хвастают? Кабы был он сейчас здесь, посадил бы я его на одну ладонь, другою бы прихлопнул - только бы мокро между ладонями и осталось. Я-то ведь ростом в две сажени да в сажень шириной, по семи ведер пива пью, по семи пудов хлеба кушаю, быка съедаю за раз сторублевого".Говориттут Илья Муромец: "Былау моего батюшки корова едучая. Тоже много ела-пила, так брюхо у ней и треснуло. Как бы и с тобой такого не случилося".Идолищу эти речи не полюбилися, пришлись они поганому не в удовольствие.Схватило оно булатный нож, метнуло в Илью со всею силушкой. Илья в сторону наклонился, от ножа шапкой отмахнулся. Пролетел булатный нож мимо, ударился в дубовую дверь, вышиб ее вместе с ободвериной. Улетела дубовая дверь в сени, двенадцать поганых насмерть убила, того больше покалечила.А Илья в ту пору схватил свою клюку в девяносто пудов - да стукнул Идолище потемени. Тутпоганому и конец пришел.Взял Илья Идолище за ноги, стал Идолищем помахивать, поганых им охаживать да приговаривать: "Нынче мне оружие по плечу пришлось".За тричаса перебил Илья всю силу несметную, не оставил ни одного поганого.Освободил Илья князя царьградского, Константина Боголюбовича, расковал его резвые ноги, развязал белые руки.Сказал князь Константин Боголюбович Илье Муромцу: "Ты, Илья, нынче всех нас повыручил, избавил от напрасной смерти. Оставайся в Царыраде на жительство, я пожалую тебя воеводою".Отвечает ему Илья Муромец: "Благодарствуй, князь Константин Боголюбович! Служил я тебе три часа - выслужил честь воеводскую. А князю Владимиру служил тридцать лет - не выслужил и слова приветливого. Но не прогневайся, князь, не останусья в Царыраде на жительство".Тогда насыпал князь Константин Боголюбович чашу красного золота, другую -светлого серебра, третью - скатного жемчуга.Пересыпал Илья злато-серебро и скатный жемчуг себе в суму и сказал: "Это ведь мое, зарабочее".Поблагодарил он Константина Боголюбовича и отправился в обратный путь.Вот подошел Илья к месту, где оставил Бурушку. Водит Иванище богатырского коня в поводу, сесть на него не решается.Поменялись они снова одёжею, надел Илья платье богатырское, обул сапожки сафьяновые, распростился с Иванищем, сел на своего коня и поехал в стольный Киев-град.А калика пошел, куда ему надобно.