Былины о русских богатырях. Все о Русских Былинах
Илья Муромец (полное былинное имя - Илья Муромец сын Ивана.) - один из главных героев древнерусского былинного эпоса, богатырь, воплощающий народный идеал героя-воина, народного заступника.
Илья Муромец фигурирует в киевском цикле былин: "Илья Муромец и Соловей-разбойник", "Илья Муромец и Идолище Поганое", "Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром", "Бой Ильи Муромца с Жидовином". Большинством историков считается, что родина Ильи Муромца - село Карачарово под Муромом (Большинство былин про Илью Муромца начинаются со слов: "Того ли города онъ Муромля, Изъ того ли нунь села да Карачаева..." По данным некоторых историков Российской Империи и современных украинских историков его малой родиной было древнее селение Моровийск на Черниговщине (современное село Моровск, Козелецкого р-на, Черниговской обл. Украины), что ведет из Чернигова в Киев. Данное заключение основывается на возможности слияния в народном эпосе образа Ильи Муромца с преподобным Илией Печерским.
Былинная биография Ильи Муромца
Большое число сюжетов, посвящённых Илье Муромцу, даёт возможность представить в более или менее цельном виде биографию этого богатыря (как представлялась она сказителям).
Согласно былинам, богатырь Илья Муромец до 33-х лет (возраста, в котором погиб и воскрес Христос) "не владел" руками и ногами, а затем получил чудесное исцеление от старцев (или калик перехожих). Кто они - во всех советских изданиях опущено; в дореволюционном же издании былины считается что "калики" были Христос с двумя апостолами. Калики, придя в дом к Илье, когда никого кроме него не было, просят его встать и принести им воды. Илья на это ответил: "Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище". Они повторно просят Илью встать и принести им воды. После этого Илья встаёт, идёт к водоносу и приносит воду. Старцы же велят Илье выпить воду. Илья выпил и выздоровел, после второго питья ощущает в себе непомерную силу, и ему дают выпить третий раз, чтобы уменьшить её. После, старцы говорят Илье, что он должен идти на службу к князю Владимиру. При этом они упоминают, что по дороге в Киев есть неподъёмный камень с надписью, который Илья тоже должен посетить. После, Илья прощается со своими родителями, братьями и родными и отправляется "к стольному граду ко Киеву" и приходит сперва "к тому камени неподвижному". На камне был написан призыв к Илье сдвинуть камень с места неподвижного. Там он найдёт коня богатырского, оружие и доспехи. Илья отодвинул камень и нашёл там всё, что было написано. Коню он сказал: "Ай же ты конь богатырской! Служи-ка ты верою-правдою мне". После этого Илья скачет к князю Владимиру.
Исторический прототип
Прообразом былинного персонажа часть исследователей считает исторического персонажа, силача по прозванию "Чобиток", родом из Мурома, принявший монашество в Киево-Печерской лавре с именем Илия, и причисленный в 1643 году к лику святых православной церкви как "преподобный Илия Муромец".
По этой теории Илья Муромец жил в XII веке и скончался в Киево-Печерской лавре около 1188 года. Память по церковному календарю - 19 декабря (1) января.
Современные антропологи и врачи-ортопеды при исследовании мощей Ильи подтверждают, что нижние конечности этого человека длительное время не действовали, вследствие или врождённого паралича, или родовой травмы. Травма позвоночника была устранена, что позволило ему восстановить подвижность ног.
Теория тождества былинного богатыря с иноком - Чобитько, Киево-Печерской лавры вполне правдоподобна.
Русские летописи не упоминают его имени. После чудесного исцеления, переходит в православие и выбирает себе новое имя Илья.
Мощи покоятся в Ближних Пещерах Киево-Печерской лавры. Надгробная плита Ильи Муромца расположена возле могилы Столыпина. Часть мощей Ильи - Средний палец левой руки, находится в одном из храмов города Мурома, Владимирской области.
Источник - Википедия - http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BB%D1%8C%D1%8F_%D0%9C%D1%83%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B5%D1%86
Дополнительная информация
Отсутствие в Киево-Печерском Патерике жития прп. Илии косвенно свидетельствует о том, что в иноческих подвигах святой воин успел провести не так много времени. Это дает основание предположить, что постриг Илии Муромца приходился на время игуменства преп. Поликарпа Киево-Печерского (1164-1182), и под началом этого же великого подвижника и происходило духовное возрастание нового воина Христова.
В 1988 г. Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей святого Ильи Муромца. Для получения объективных данных применялась самая современная методика и сверхточная японская аппаратура. Результаты исследований поразительны. Определен возраст - 40-55 лет, выявлены такие дефекты позвоночника, которые позволяют говорить о перенесении нашим героем в юности паралича конечностей (строго в соответствии с житием); установлено, что причиной смерти стала обширная рана в области сердца. К сожалению, датировка гибели была установлена очень приблизительно - XI-XII вв. Интересен тот факт, что преп. Илия почивает в молитвенном положении, сложив персты правой руки так, как принято и теперь в Православной Церкви - три первые перста вместе, а два последних пригнув к ладони. В период борьбы со старообрядческим расколом (XVII-XIX вв.) этот факт служил сильным доказательством в пользу трехперстного сложения.
Источник - http://www.pravoslavie.ru/put/sv/muromec.htm
Авторская версия
Дата смерти, если взять основную теорию (силач Чобиток из Мурома), - 1188.
Возраст (по экспертизе мощей святого Ильи Муромца) - 40-55 лет.
Родина Ильи Муромца
Версия-1 (большинство историков) - село Карачарово под Муромом.
Версия-2 (По данным некоторых историков Российской Империи и современных украинских историков) - селение Моровийск на Черниговщине (современное село Моровск, Козелецкого р-на, Черниговской обл. Украины), что ведет из Чернигова в Киев.
Рассмотрим современную карту.
Версия-1.
Село Карачарово под Муромом (микрорайон города Мурома Владимирской области, ранее село на южной окраине Мурома). Расстояние до Чернигова по современным дорогам (через Москву) - 1060 км. Доспехи, оружие и коня Илья получил скорее всего в Москве. По современным дорогам расстояние Муром - Москва - 317 км, Москва-Чернигов - 738 км.
Первым достоверным летописным упоминанием считается указание Ипатьевской летописи на субботу 4 апреля 1147 года, когда ростово-суздальский князь Юрий Долгорукий (1090-е годы - 15 мая 1157 года) принимал в городке под названием Москов своих друзей и союзников во главе с новгород-северским князем Святославом Ольговичем. В 1156 году здесь были построены новые деревянные укрепления.
Версия-2.
Селение Моровийск на Черниговщине (современное село Моровск, Козелецкого р-на, Черниговской обл. Украины), что ведет из Чернигова в Киев. Расстояние до Чернигова - 62 км по современным дорогам. Моровск-Киев - 94 км. Чернигов-Киев - 149 км.
Вопрос - Если ехал он в Киев к князю Владимиру, то зачем такой крюк делать? Чтобы отогнать врагов от Чернигова? Тогда где взял он воинскую справу? Неужели доспехи, оружие и конь, которые стоили целого состояния, под каждым камнем валялись?
К какому князю Владимиру ехал Илья Муромец?
Если исходить из даты смерти (1188г.) и возраста (50 лет), то дата рождения Ильи Муромца - 1138г. Тогда год исцеления (в 33 года исцелился)- 1171г. Тут необходимо внести корректировки на срок реабилитации - не сразу же ведь после 33 лет "сидения" стал богатырем. Также надо учесть, что приобретение воинских навыков не в одночасье приходит. Это еще несколько лет. Но в целом можно пока учитывать эти даты.
В 1171 году в Киеве престол занял князь Владимир Мстиславич - личность неоднозначная.
Владимир Мстиславич (1132 - 30 мая 1171) - князь Дорогобужский (1150-1154, 1170-1171), князь Владимиро-Волынский (1154-1157), князь Слуцкий (1162), князь Трипольский (1162-1168), великий князь Киевский (1171). Сын Мстислава Владимировича Великого от второго брака, Мачешич.
В 1171 г. после смерти Глеба Юрьевича Давыд и Мстислав Ростиславичи позвали своего дядю Владимира на великое княжение в Киев. Тайком от Ярослава Изяславича и от Андрея Боголюбского Владимир приехал в Киев, оставив Дорогобуж сыну Мстиславу. Андрей Боголюбский потребовал от Владимира покинуть Киев. Владимир умер, княжив менее трех месяцев, не дождавшись насильственного изгнания с великого стола.
Заключение
Если учесть, что Илья Муромец принял постриг до 1182г. (до 44 лет), то за 10 лет он совершил немало ратных подвигов, что о нем сложили столько былин:
Обретение силы Ильёй Муромцем(Исцеление Ильи Муромца)
Илья Муромец и Святогор
Илья Муромец и Соловей-разбойник
Илья Муромец и Идолище
Илья Муромец в ссоре с князем Володимиром
Илья Муромец и голи кабацкие(редко существует в виде отдельного сюжета, обычно прикрепляется к сюжетам о ссоре с Владимиром)
Илья Муромец на Соколе-корабле
Илья Муромец и разбойники
Три поездки Ильи Муромца
Илья Муромец и Батый-царь
Илья Муромец и Жидовин
Илья Муромец и Тугарин (о жене Ильи Муромца)
Илья Муромец и Сокольник
Илья Муромец, Ермак и Калин-царь
Камское побоище
Илья Муромец и Калин-царь
Поединок Добрыни Никитича с Ильёй Муромцем
Илья Муромец и Алеша Попович
Яркая была личность! Богатырь!
Были́ны (стар́ины) - героико-патриотические песни-сказания, повествующие о подвигах богатырей и отражающие жизнь Древней Руси IX-XIII в; вид устного народного творчества, которому присущ песенно-эпический способ отражения действительности. Основным сюжетом былины является какое-либо героическое событие, либо примечательный эпизод русской истории (отсюда народное название былины - «ста́рина», «старинушка», подразумевающее, что действие, о котором идёт речь, происходило в прошлом).
Былины, как правило, написаны тоническим стихом с двумя-четырьмя ударениями.
Впервые термин «былины» был введён Иваном Сахаровым в сборнике «Песни русского народа» в 1839 году, он предложил его исходя из выражения «по былинам» в «Слове о полку Игореве», что значило «согласно фактам».
В центре множества русских былин стоит фигура киевского князя Владимира, которого можно отождествить с Владимиром Святым. Илья Муромец упоминается в XIII веке в норвежской «Саге о Тидреке» и немецкой поэме «Ортнит», а в 1594 году немецкий путешественник Эрих Лассота видел его гробницу в Софийском соборе в Киеве. Алеша Попович служил у ростовских князей, потом перебрался в Киев и погиб в битве на реке Калке. В Новгородской летописи рассказывается о том, как Ставр Годинович навлек на себя гнев Владимира Мономаха, и его утопили за то, что он обокрал двух граждан Новгорода; в другом варианте той же летописи говорится, что его сослали. Дунай Иванович часто упоминается в летописях XIII века в качестве одного из слуг князя Владимира Васильковича, а Сухмана Долмантьевича (Одихмантьевича) отождествляли с псковским князем Домантом (Довмонтом). В вариантах былины «Богатырское слово» («Сказание о хождении киевских богатырей в Царьград»), опубликованных в 1860 году Ф. И. Буслаевым и в 1881 году Е. В. Барсовым, действие былины происходит не в Киеве, а в Царьграде, при правлении царя Константина, который натравливает татар Идола Скоропеевича и Тугарина Змеевича напасть на Владимира Всеславьевича в Киеве.
Происхождение былин
Для объяснения происхождения и состава былин существует несколько теорий:
Теория мифологическая видит в былинах рассказы о стихийных явлениях, в богатырях - олицетворение этих явлений и отождествление их с богами древних славян (Орест Миллер, Афанасьев).
Теория историческая объясняет былины как след исторических событий, спутанных порой в народной памяти (Леонид Майков, Квашнин-Самарин).
Теория заимствований указывает на литературное происхождение былин (Теодор Бенфей, Владимир Стасов, Веселовский, Игнатий Ягич), причём одни склонны видеть заимствования через влияние Востока (Стасов, Всеволод Миллер), другие - Запада (Веселовский, Созонович).
В итоге - односторонние теории уступили место смешанной, допускающей в былинах присутствие элементов народного быта, истории, литературы, заимствований восточных и западных. Первоначально предполагали, что былины, которые группируются по месту действия на циклы киевские и новгородские, главным образом, южнорусского происхождения и только позже перенесены на север; по другим былины явление местное (Халанский). В течение веков былины претерпевали различные изменения, причём постоянно подвергались влиянию книжному и заимствовали многое из средневековой русской литературы и устных сказаний Запада и Востока. Приверженцы мифологической теории делили богатырей русского эпоса на старших и младших; позже было предложено (Халанским) деление на дотатарскую, времён татарщины и послетатарскую эпохи.
Чтение былин
Былины написаны тоническим стихом, в котором может быть разное количество слогов, но приблизительно одинаковое количество ударений. Некоторые ударные слоги произносятся со снятым ударением. При этом не обязательно, чтобы во всех стихах одной былины сохранялось равное количество ударений: в одной группе их может быть по четыре, в другой - по три, в третьей - по два. В былинном стихе первое ударение, как правило, попадает на третий слог от начала, а последнее - на третий слог от конца.
Как скака́л-то Илья́ да со добра́ коня,
Припада́л-то он ко ма́тушке сыро́й земле:
Как стучи́т ведь ма́тушка сыра́ земля
Да под то́й же как сторо́нушкой восто́чной.
Былины составляют одно из самых замечательных явлений русской народной словесности; по эпическому спокойствию, богатству подробностей, живости колорита, отчётливости характеров изображаемых лиц, разнообразию мифических, исторических и бытовых элементов они не уступают немецкому богатырскому эпосу и эпическим народным произведениям всех других народов.
Былины являются эпическими песнями о русских богатырях; именно здесь мы находим воспроизведение общих, типических их свойств и историю их жизни, их подвиги и стремления, чувства и мысли. Каждая из этих песен говорит, главным образом, об одном эпизоде жизни одного богатыря и таким образом получается ряд песен отрывочного характера, группирующихся около главных представителей русского богатырства. Число песен увеличивается ещё вследствие того, что имеется по несколько вариантов, более или менее различных, одной и той же былины. Все былины, кроме единства описываемого предмета, характеризуются ещё единством изложения: они проникнуты элементом чудесного, чувством свободы и (по мнению Ореста Миллера) духом общины. Миллер не сомневается в том, что независимый дух былевого русского эпоса является отражением старой вечевой свободы, сохранённой вольными казаками и свободными олонецкими крестьянами, не захваченными крепостным правом. По взгляду этого же учёного, дух общины, воплощённый в былинах, является внутренней связью, соединяющей русский эпос и историю русского народа.
Кроме внутреннего, замечается ещё и внешнее единство былин, в стихе, слоге и языке: стих былины состоит или из хореев с дактилическим окончанием, или из смешанных хореев с дактилями, или, наконец, из анапестов; созвучий нет совсем и всё основано на музыкальности стиха; тем, что былины писаны стихами, они отличаются от «побывальщин», в которых уже давно стих разложился в прозаический рассказ. Слог в былинах отличается богатством поэтических оборотов; он изобилует эпитетами, параллелизмами, сравнениями, примерами и другими поэтическими фигурами, не теряя вместе с тем своей ясности и естественности изложения. Былины сохраняют довольно большое количество архаизмов, особенно в типических частях. Гильфердинг каждую былину делил на две части: одну - изменяющуюся сообразно воле «сказателя»; другую - типическую, которую рассказчик должен передавать всегда с возможной точностью, не изменяя ни одного слова. Типическая часть заключает все существенное, что говорится про богатыря; остальное представляется только фоном для главного рисунка.
Былины сложены на основе формул, построенных либо с применением устойчивого эпитета, либо как нарративные клише из нескольких строк. Последние используются почти в любой ситуации. Некоторые формулы:
Он скорешенько скочил как на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечо,
Шапочку соболью на одно ушко.
Стрелял-то он гусей, лебедей,
Стрелял малых перелетных серых утушек.
Стал он силушку конем топтать,
Стал конем топтать, копьем колоть,
Стал он бить ту силушку великую.
А он силу бьет - будто траву косит.
Ай же ты, волчья сыть, травяной мешок!
Ты идти не хошь аль нести не мошь?
Приезжает он на широкий двор,
Ставит коня да серед двора
Да идет в палаты белокаменны.
Еще день за день ведь, как и дождь дождит,
А неделя за неделей, как трава растет,
А год за годом, как река бежит.
Все за столом призамолкнули:
Меньший хоронится за большего.
Больший хоронится за меньшаго,
А от меньшаго мал ответ живет.
Количество былин
Чтобы дать понятие о количестве былин, отметим статистику их, приведённую в «Истории Русской Словесности» Галахова. Одних былин киевского цикла собрано: в Московской губернии - 3, в Нижегородской - 6, в Саратовской - 10, в Симбирской - 22, в Сибири - 29, в Архангельской - 34, в Олонецкой - до 300. Всех вместе около 400, не считая былин новгородского цикла и позднейших (московских и других). Все известные нам былины по месту своего происхождении делятся на: киевские, новгородские и общерусские (более поздние).
Хронологически на первом месте, по Оресту Миллеру, следуют былины, рассказывающие о богатырях сватах (см. статью Богатыри). Потом идут те, которые называют киевскими и новгородскими: по-видимому, они возникли до XIV века. Затем идут былины вполне исторические, относящиеся к московскому периоду Русского государства. И, наконец, былины, относящиеся к событиям последних времён.
Последние два разряда былин не представляют особенного интереса и не требуют обширных объяснений. Поэтому ими, до сих пор, вообще мало занимались. Но огромное значение имеют былины так называемого новгородского и, в особенности, киевского цикла. Хотя нельзя смотреть на эти былины как на рассказы о событиях, действительно имевших когда-то место в таком виде, в каком они представляются в песнях: элемент чудесного вполне противоречит этому. Если же былины не представляются достоверной историей лиц, действительно живших когда-то на Русской земле, то их содержание надо непременно объяснять иначе.
Изучение былин
Учёные исследователи народного эпоса прибегали в этих объяснениях к двум методам: историческому и сравнительному. Собственно говоря, оба эти метода в большинстве исследований сводятся к одному сравнительному, и едва ли правильно ссылаться здесь на метод исторический. В самом деле, исторический метод состоит в том, что мы для известного, например языкового, явления путём архивных поисков или теоретического выделения позднейших элементов отыскиваем все более и более древнюю форму и таким образом приходим к первоначальной - простейшей форме. Совсем не так применялся «исторический» метод к изучению былин. Здесь нельзя было сопоставлять новых редакций с более древними, так как мы этих последних вовсе не имеем; с другой стороны, литературная критика отметила в самых общих чертах только характер изменений, каким подверглись с течением времени былины, не касаясь совсем отдельных частностей. Так называемый исторический метод в изучении былин, собственно говоря, состоял в сравнении сюжетов былинных с летописными; а так как сравнительным методом назывался тот, при котором сравнивались сюжеты былин с сюжетами других народных (в основном мифических) или же чужестранных произведений, то и выходит, что здесь разница ничуть не в самом методе, а просто в материале сравнений. Итак, в сущности, только на сравнительном методе и обоснованы четыре главные теории происхождения былин: исторически-бытовая, мифологическая, теория заимствований и, наконец, смешанная теория, пользующаяся теперь самым большим кредитом.
Былинные сюжеты
Прежде чем перейти к изложению в общих чертах самих теорий, следует сказать несколько слов о значении былинных сюжетов. Всякое литературное произведение можно разложить на несколько главнейших моментов описываемого действия; совокупность этих моментов составляет сюжет данного произведения. Таким образом, сюжеты бывают более или менее сложны. На одном и том же сюжете может основываться несколько литературных произведений, которые даже, благодаря разнообразию второстепенных изменяющихся черт, например мотивов действия, фона, сопутствующих обстоятельств и т. п., могут показаться на первый взгляд совсем несходными. Можно даже пойти дальше и сказать, что всякий сюжет без исключения всегда составляет основу большего или меньшего количества литературных произведений, и что очень часто бывают модные сюжеты, которые почти в одно время обрабатываются на всех концах земного шара. Если теперь в двух или нескольких литературных произведениях мы найдем общий сюжет, то допускаются тут три объяснения: либо в этих нескольких местностях сюжеты выработались самостоятельно, независимо друг от друга и составляют таким образом отражение действительной жизни или явлений природы; либо сюжеты эти обоими народами унаследованы от общих предков; либо, наконец, один народ заимствовал сюжет у другого. Уже а priori можно сказать, что случаи самостоятельного совпадения сюжетов должны быть очень редки, и чем сюжет сложнее, тем он должен быть самостоятельнее. На этом главным образом основывается исторически-бытовая теория, упускающая совершенно из виду сходство сюжетов русских былин с произведениями других народов или считающая его явлением случайным. По этой теории богатыри являются представителями разных сословий русского народа, былины же - поэтически-символическими рассказами исторических происшествий или картинами явлений народного быта. На первом же и втором предположениях основана теория мифологическая, по которой сходные сюжеты в произведениях индоевропейских народов унаследованы от общих праарийских предков; сходство же между сюжетами несродных народов объясняется тем, что в различных странах на одно и то же явление природы, послужившее материалом для сходных сюжетов, смотрели люди одинаково и одинаково его толковали. Наконец, на 3-м объяснении основана теория заимствования, по которой сюжеты русских былин перенесены в Россию с Востока и Запада.
Все вышеизложенные теории отличались своей крайностью; так, например, с одной стороны Орест Миллер в своем «Опыте» утверждал, что сравнительный метод служит для того, чтобы в сопоставляемых произведениях, принадлежащих различным народам, тем резче, тем определённее выказались различия; с другой же стороны, Стасов прямо высказал мнение, что былины заимствованы с Востока. В конце концов, однако, учёные исследователи пришли к тому убеждению, что былины составляют весьма сложное явление, в котором перемешаны разнородные элементы: исторически-бытовые, мифические и заимствованные. А. Н. Веселовский дал некоторые указания, которые могут руководить исследователем и обезопасить его от произвола теории заимствований; а именно в CCXXIII номере «Журнала Министерства Народного Просвещения» учёный профессор пишет: «Для того, чтобы поднять вопрос о перенесении повествовательных сюжетов, необходимо запастись достаточными критериями. Необходимо принять в расчет фактическую возможность влияния и его внешние следы в собственных именах и в остатках чуждого быта и в совокупности подобных признаков, потому что каждый в отдельности может быть обманчив». К этому мнению примкнул Халанский, и теперь исследование былин поставлено на правильную точку зрения. В настоящее время главное стремление учёных исследователей былин направлено к тому, чтобы подвергнуть эти произведения самому тщательному, по возможности, анализу, который окончательно должен указать на то, что именно в былинах составляет неоспоримую собственность русского народа, как символическая картина явления естественного, исторического или бытового, и что занято у других народов.
Время складывания былин
Относительно времени происхождения былин определённее всех выразился Леонид Майков, пишущий: «Хотя между сюжетами былин есть и такие, которые можно возвести к эпохе доисторического сродства индоевропейских преданий, тем не менее всё содержание былин, а в том числе и эти древнейшие предания представляется в такой редакции, которая может быть приурочена только к положительно историческому периоду. Содержание былин вырабатывалось в течение X, XI и XII веков, а установилось во вторую половину удельно-вечевого периода в XIII и XIV веках». К этому можно прибавить слова Халанского: «В XIV веке устраиваются пограничные крепости, острожки, устанавливается пограничная стража и в это время сложился образ богатырей, стоящих на заставе, оберегающих границы Святорусской земли». Наконец, по замечанию Ореста Миллера, большая древность былин доказывается тем обстоятельством, что изображается в них политика ещё оборонительная, а не наступательная.
Место возникновения былин
Что касается места, где возникли былины, то мнения разделяются: самая распространённая теория предполагает, что былины - южнорусского происхождения, что их первоначальная основа южнорусская. Только со временем, вследствие массового переселения народа из Южной Руси на Русский Север, перенесены туда былины, а затем на первоначальной своей родине они были забыты, вследствие влияния других обстоятельств, вызвавших казацкие думы. Против этой теории выступил Халанский, осуждая вместе с тем и теорию первоначального общерусского эпоса. Он говорит: «Общерусский древний эпос - такая же фикция, как и древний общерусский язык. У каждого племени был свой эпос - новгородский, словенский, киевский, полянский, ростовский (ср. указания Тверской летописи), черниговский (сказания в Никоновской летописи)». Все знали о Владимире, как о реформаторе всей древнерусской жизни, и все пели о нём, причём происходил обмен поэтическим материалом между отдельными племенами. В XIV и XV веках Москва стала собирательницей русского эпоса, который в это же время всё более и более сосредоточивался в киевский цикл, так как киевские былины произвели на остальные ассимилирующее влияние, вследствие песенной традиции, религиозных отношений и т. п.; таким образом в конце XVI века закончено было объединение былин в киевский круг (хотя, впрочем, не все былины к нему примкнули: к таким принадлежит весь новгородский цикл и некоторые отдельные былины, например о Суровце Суздальце и о Сауле Леванидовиче). Потом из Московского царства распространились былины во все стороны России путём обыкновенной передачи, а не эмиграции на север, которой не было. Таковы в общих чертах взгляды Халанского на этот предмет. Майков говорит, что деятельность дружины, выраженная в подвигах её представителей-богатырей, и есть предмет былин. Как дружина примыкала к князю, так и действия богатырей всегда стоят в связи с одним главным лицом. По мнению этого же автора, былины пели скоморохи и гудошники, приигрывая на звончатых яровчатых гуслях или гудке, слушали же их в основном бояре, дружина.
Насколько изучение былин ещё до сих пор несовершенно и к каким противоречивым результатам оно привело некоторых учёных - можно судить хотя бы только по одному следующему факту: Орест Миллер, враг теории заимствований, старавшийся везде в былинах найти чисто народный русский характер, говорит: «Если отразилось какое-нибудь восточное влияние на русских былинах, так только на тех, которые и всем своим бытовым складом отличаются от склада старославянского; к таким относятся былины о Соловье Будимировиче и Чуриле Пленковиче». А другой русский учёный, Халанский, доказывает, что былина о Соловье Будимировиче стоит в самой тесной связи с великорусскими свадебными пенями. То, что Орест Миллер считал совсем чуждым русскому народу - то есть самосватание девушки, - по Халанскому существует ещё теперь в некоторых местах Южной России.
Приведём здесь, однако, хоть в общих чертах, более или менее достоверные результаты исследований, полученные русскими учёными. Что былины претерпели многие и притом сильные перемены, сомневаться нельзя; но точно указать, каковы именно были эти перемены, в настоящее время крайне трудно. На основании того, что богатырская или героическая природа сама по себе везде отличается одними и те ми же качествами - избытком физических сил и неразлучной с подобным избытком грубостью, Орест Миллер доказывал, что русский эпос на первых порах своего существования должен был отличаться такой же грубостью; но так как, вместе со смягчением народных нравов, такое же смягчение сказывается и в народном эпосе, поэтому, по его мнению, этот смягчительный процесс надо непременно допустить в истории русских былин. По мнению того же учёного, былины и сказки выработались из одной и той же основы. Если существенное свойство былин - историческое приурочение, то чем оно меньше заметно в былине, тем она ближе подходит к сказке. Таким образом выясняется второй процесс в развитии былин: приурочение. Но, по Миллеру, есть и такие былины, в которых ещё вовсе нет исторического приурочения, причём, однако, он не объясняет нам, почему он такие произведения не считает сказками («Опыт»). Затем, по Миллеру, разница между сказкой и былиной заключается в том, что в первой мифический смысл забыт раньше и она приурочена к земле вообще; во второй же мифический смысл подвергся изменениям, но не забвению.
С другой стороны, Майков замечает в былинах стремление сглаживать чудесное. Чудесный элемент в сказках играет другую роль, чем в былинах: там чудесные представления составляют главную завязку сюжета, а в былинах они только дополняют содержание, взятое из действительного быта; их назначение - придать более идеальный характер богатырям. По Вольнеру, содержание былин теперь мифическое, а форма - историческая, в особенности же все типические места: имена, названия местностей и т. д.; эпитеты соответствуют историческому, а не былинному характеру лиц, к которым они относятся. Но первоначально содержание былин было совсем другое, а именно действительно историческое. Это произошло путём перенесения былин с Юга на Север русскими колонистами: постепенно колонисты эти стали забывать древнее содержание; они увлекались новыми рассказами, которые более приходились им по вкусу. Остались неприкосновенными типические места, а все остальное со временем изменилось.
По Ягичу, весь русский народный эпос насквозь проникнут христианско-мифологическими сказаниями, апокрифического и неапокрифического характера; из этого источника заимствовано многое в содержании и мотивах. Новые заимствования отодвинули на второй план древний материал, и былины можно разделить поэтому на три разряда:
на песни с очевидно заимствованным библейским содержанием;
на песни с заимствованным первоначально содержанием, которое, однако, обработано более самостоятельно
на песни вполне народные, но заключающие в себе эпизоды, обращения, фразы, имена, заимствованные из христианского мира.
Орест Миллер не совсем с этим согласен, доказывая, что христианский элемент в былине касается только внешности. Вообще, однако, можно согласиться с Майковым, что былины подвергались постоянной переработке, соответственно новым обстоятельствам, а также влиянию личных взглядов певца.
То же самое говорит Веселовский, утверждающий, что былины представляются материалом, подвергавшимся не только историческому и бытовому применению, но и всем случайностям устного пересказа («Южнорусские былины»).
Вольнер в былине о Сухмане усматривает даже влияние новейшей сентиментальной литературы XVIII в., а Веселовский о былине «Как перевелись богатыри» говорит вот что: «Две половины былины связаны общим местом весьма подозрительного характера, показывающим, как будто, что внешней стороны былины коснулась эстетически исправляющая рука». Наконец, в содержании отдельных былин нетрудно заметить разновременные наслоения (тип Алёши Поповича), смешение нескольких первоначально самостоятельных былин в одну (Вольга Святославич или Волх Всеславич), то есть объединение двух сюжетов, заимствования одной былины у другой (по Вольнеру, начало былин о Добрыне взято из былин о Вольге, а конец из былин о Иване Годиновиче), наращения (былина о Соловье Будимировиче у Кирши), большая или меньшая порча былины (рыбниковская распространённая былина о Берином сыне, по Веселовскому) и т. п.
Остаётся ещё сказать об одной стороне былин, а именно об их теперешней эпизодичности, отрывочности. Об этом обстоятельнее других говорит Орест Миллер, который считал, что первоначально былины составляли целый ряд самостоятельных песен, но со временем народные певцы стали сцеплять эти песни в большие циклы: происходил, словом, тот же процесс, который в Греции, Индии, Иране и Германии привёл к созданию цельных эпопей, для которых отдельные народные песни служили только материалом. Миллер признает существование объединённого, цельного Владимирова круга, державшегося в памяти певцов, в своё время образовавших, по всей вероятности, тесно сплочённые братчины. Теперь таких братчин нет, певцы разъединены, а при отсутствии взаимности никто между ними не оказывается способным хранить в своей памяти все без исключения звенья эпической цепи. Все это очень сомнительно и не основано на исторических данных; благодаря тщательному анализу, можно только допустить, вместе с Веселовским, что «некоторые былины, например Гильфердинга 27 и 127, являются, во-первых, продуктом выделения былин из киевской связи и вторичной попытки привести их в эту связь после развития на стороне» («Южнорусские былины»).
Сборники
Главные сборники былин:
Кирши Данилова, «Древние русские стихотворения» (изданы в 1804, 1818 и 1878);
Киреевского, Х выпусков, изданы в Москве 1860 г. и сл.; Рыбникова, четыре части (1861-1867);
А. Ф. Гильфердинга, изд. Гильтебрантом под заглавием: «Онежские былины, записанные Александром Федоровичем Гильфердингом летом 1871 года»;
В. Авенариуса, «Книга о киевских богатырях» (СПб., 1875);
Халанского (1885).
Полный свод киевских былин, в литературной обработке А. Лельчука. Былины выстроены хронологически и по смыслу в цельную героическую повесть. Язык современный, но максимально сохранен ритм и стиль оригинала. Персонажи и сюжеты отсортированы, убраны дубли и повторения. Составлена условная карта Былинной Руси
Кроме того, варианты былин встречаются:
у Шейна в сборниках великорусских песен («Чтения Московского Общества Истории и Древностей» 1876 и 1877 и отд.);
Костомарова и Мордовцевой (в IV части «Летописи древней русской литературы Н. С. Тихонравова»);
былины, печатанные Е. В. Барсовым в «Олонецких Губернских Ведомостях» после Рыбникова,
и наконец у Ефименко в 5 кн. «Трудов Этнографического отдела Московского Общества любителей естествознания», 1878.
Былины: Сборник / Вступ. ст., сост., подгот. текстов и примеч. Б. Н. Путилова. - Изд. 3-е. - Л.: Советский писатель, 1986. - 552 с. - (Библиотека поэта. Большая серия).
Исследования
Ряд сочинений, посвящённых изучению былин:
Статья Константина Аксакова: «О богатырях Владимировых» («Сочинения», т. I).
Фёдора Буслаева, «Русский богатырский эпос» («Русский Вестник», 1862);
Леонид Майкова, «О Былинах Владимирова цикла» (СПб., 1863);
Владимира Стасова, «Происхождение русских былин» («Вестник Европы», 1868; причём ср. критику Гильфердинга, Буслаева, В. Миллера в «Беседах Общества любителей российской словесности», кн. 3; Веселовского, Котляревского и Розова в «Трудах Киевской духовной академии», 1871 г.; наконец, ответ Стасова: «Критика моих критиков»);
Ореста Миллера, «Опыт исторического обозрения русской народной словесности» (СПб., 1865) и «Илья Муромец и богатырство киевское» (СПб., 1869 г., критика Буслаева в «XIV присуждении Уваровских наград» и «Журнале Министерства Народного Просвещения», 1871);
К. Д. Квашнина-Самарина, «О русских былинах в историко-географическом отношении» («Беседа», 1872);
Его же, «Новые источники для изучения русского эпоса» («Русский Вестник», 1874);
Ягича, статья в «Archiv für Slav. Phil.»;
М. Каррьера, «Die Kunst im Zusammenhange der Culturentwickelung und die Ideale der Menschheit» (вторая часть, перев. Е. Коршем);
Рамбо, «La Russie épique» (1876);
Вольнера, «Untersuchungen über die Volksepik der Grossrussen» (Лейпциг, 1879);
Александра Веселовского в «Archiv für Slav. Phil.» т. III, VI, IX и в «Журнале Мин. Народного Просвещения» (1885 декабрь, 1886 декабрь, 1888 май, 1889 май), и отдельно «Южнорусские былины» (часть I и II, 1884 г.);
Жданова, «К литературной истории русской былевой поэзии» (Киев, 1881);
Халанского, «Великорусские былины киевского цикла» (Варшава, 1885).
Григорьев А. Д. «Архангельские былины и исторические песни». 1904, 1910, Санкт-Петербург, 1, 3 тома, 1939, Прага, 2 том.
Ухов П. Д. Типические места (loci communes) как средство паспортизации былин // Русский фольклор. Материалы и исследования. Вып. II. М.; Л., 1957. С. 129-154.
Ухов П. Д. Атрибуции русских былин / П. Д. Ухов. - М.: Изд-во МГУ, 1970. - 192 с. (в пер.)
Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная история: (Работы разных лет) / Под ред. чл.-корр. РАН К. В. Чистова. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 1997. - 592 с. - 3000 экз. - ISBN 5-288-01961-4 (в пер.)
Селиванов Ф. М. Поэтика былин в историко-филологическом освещении: композиция, художественный мир, особенности языка / Ред. колл.: Е.А. Гулыга, В.А. Ковпик, А.В. Кулагина (отв. ред.). - М.: Кругъ, 2009. - 312, с. - 800 экз. - ISBN 978-5-7396-0140-7 (в пер.)
Азбелев С. Н. Полное собрание русских былин: проект проспекта и основных правил подготовки издания // Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. 17: Проблемы «Свода русского фольклора» / Отв. ред. А. А. Горелов; АН СССР. Ин-т русской лит-ры (Пушкинский Дом). - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. - С. 11-23. - 208 с. - 3150 экз.
Былина представляет собой фольклорно-эпическую песню, написанную тоническим стихом. Каждое произведение состоит из запева, зачина и концовки. Первая часть былины редко связывалась с основным сюжетом, в основном вступление писалось для привлечения внимания. Зачин – это основное событие, которому посвящена былина. Концовка – последняя часть былины, в которой, как правило, торжественный пир, посвященный победе над врагами.
Существует несколько видов напевов былин – строгий, величавый, быстрый, веселый, спокойный и даже скоморошный.
Каждое сказание отличалось патриотическим характером, сюжеты ее всегда были хвалебными и повествовали о непобедимости Руси, достоинствах князя и отважных защитников, которые незамедлительно приходили на помощь, если населению угрожала беда. Сам термин «былина» стал употребляться только с 1830-х годов, ввел его ученый Иван Сахаров. Настоящее название песен о богатырях – «старины».
Главными героями в были могучие богатыри. Персонажи были наделены нечеловеческой силой, отвагой и мужеством. Богатырь, даже в одиночку, мог справиться с любым . Основной задачей этих персонажей является защита Руси от посягательств врагов.
Илья Муромец, Алеша Попович и Добрыня Никитич и Владимир Красное Солнышко – эти можно встретить практически в каждом сказании. Князь Владимир являлся правителем русских земель, а богатыри – надеждой и защитой русского народа.
Авторы былин
Множество фактов, касающихся авторов былин, времени и территории их написания остаются загадкой вплоть до наших дней. Большинство исследователей пришло к мнению, что самые древние сказания были написаны не больше трехсот лет назад. В Википедии, например, можно изучить несколько разных теорий и факты, которые выявили ученые.
Преобладающее число былин было записано учеными-собирателями со слов жителей определенных местностей. Всего насчитывается около сорока сюжетов сказаний, но количество текстов уже достигает полутора тысяч экземпляров. Каждая былина представляет собой особую ценность для русской культуры, народного , а также для и фольклористов.
Сказителями могли быть люди разных профессий, поэтому в текстах они упоминали более понятные и близкие им сравнения. По словам рассказчика-портного, например, отрубленная голова сравнивалась с пуговицей.
Былины не писались одним автором. Это сказания, которые составлял русский народ, а тексты песен передавались из поколения в поколение. Исполнялись песни определенными людьми, которые назывались «сказителями». Такой был обладать особенными качествами. Дело в том, что былин никогда не заучивался сказителями наизусть, поэтому рассказчик должен был самостоятельно связывать сюжеты, подбирать сравнения, запоминать важные факты и уметь пересказывать их, не искажая смысл.
В городе Муроме, в селе Карачарове жил крестьянин, по прозванью Иван Тимофеевич, со своей супругой, Ефросиньей Яковлевной. Прожили они вместе пятьдесят лет, а детей у них не было. Часто старики горевали, что под старость прокормить их будет некому. Горевали-горевали, Бога молили, и родился у них, наконец, долгожданный сын. А имя ему дали Илья.
И вот живут они с сыном Ильей, живут, не нарадуются. Быстро растет сынок. Лето прошло, другое прошло, пора ему ходить начинать. Тут и увидели старички большое горе: сидит Илья недвижимо. Ноги у него как плети. Руками действует, а ногами никак не шевелит. Прошло и третье Лето, и четвертое, а Илье ничуть не легче. Еще пуще стали плакать старики: вот и есть сын, да никуда не годящий — обуза, а не подмога.
Так и просидел Илья сиднем целых тридцать лет – себе на печаль, родителям на горе.
Обретение силы Ильей Муромцем
И вот в одно прекрасное утро собрался Иван Тимофеевич на работу. Надо ему было выкорчевать пни, чтобы пшеницу посеять. Ушли старики в лес, а Илью одного дома оставили. Он уже привычный был сидеть - дом караулить.
А день выдался жаркий. Сидит Илья, потом обливается. И вдруг слышит: подходит кто-то к его оконцу. Подошли и постучали. Потянулся Илья кое-как, открыл окошко. Видит, - стоят два странника, очень старые.
Посмотрел Илья на них и говорит:
- Чего вам, страннички, надобно?
- Дай-ка нам испить хмельного. Мы знаем, у тебя есть в подвале пиво хмельное. Принеси нам чашу в полтора ведра.
Илья им в ответ:
- И рад бы принести, да не могу — у меня ноги не ходят.
- А ты, Илья, попробуй сперва, тогда и говори.
- Что вы, старцы, тридцать лет я сиднем сижу и знаю - ноги у меня не ходят.
А они опять:
- Брось ты, Илья, нас обманывать! Сперва попробуй, а после и говори.
Пошевелил Илья одной ногой - шевелится. Другой пошевелил - шевелится. Соскочил с лавки и побежал, как будто всегда бегал. Схватил чашу в полтора ведра, спустился в погреб свой глубокий, нацедил пива из бочонка и приносит старцам.
Нате, кушайте на доброе здоровье, страннички. Уж очень я рад, - научили вы меня ходить.
А те говорят:
- Нет, Илья, выкушай сперва сам.
Илья не прекословил, берет чашу в полтора ведра и выпивает на месте единым духом.
А ну-ка, добрый молодец, Илья Муромец, скажи теперь, сколь чуешь в себе силушки?
- Много, — отвечает Илья. - Хватим мне силы.
Переглянулись старцы меж собой и говорят:
- Нет, верно, мало еще в тебе силы. Не хватит. Сходи-ка в погреб и принеси вторую чашу в полтора ведра.
Нацедил Илья втору чашу, приносит старцам. Стал им подавать, а они, как прежде, говорят:
- Выкушай, добрый молодец, сам.
Илья Муромец не прекословит, берет чашу и выпивает единым духом.
- А ну-ка, Илья Муромец, скажи, много ли ты чуешь силушки?
Отвечает Илья странникам:
- Вот стоял бы здесь столб от земли до неба, а на том столбе было бы кольцо — взял бы я за то кольцо, да своротил бы всю подвселенную.
Опять переглянулись меж собой странники и говорят:
- Больно много мы ему силы дали. Не мешало бы поубавить. Сходи-ка, братец, в погреб, принеси еще чашу в полтора ведра.
Илья и тут не стал прекословить, побежал в погреб. Приносит чашу, а старцы говорят:
- Выпей, Илья.
Илья Муромец не спорит, выпивает чашу до дна.
А старцы опять его спрашивают:
- Ну-ка, Илья Муромец, скажи теперь, много ли в тебе силушки?
Отвечает Илья:
- Убавилась моя силушка наполовинушку.
- Ладно, — говорят странники, — будет с тебя и этой силы.
И не стали его больше за пивом посылать, а стали говорить ему:
- Слушай, добрый молодец, Илья Муромец. Дали мы тебе ноги резвые, дали силу богатырскую. Можешь ты теперь без помехи по Руской земле погулять. Гуляй, да только помни: не обижай слабого, беззащитного, а бей вора-разбойника. Не борись с родом Микуловым: его любит. Не борись со Святогором-богатырем: его Мать Сыра Земля через силу носит. А теперь нужен тебе богатырский конь, потому другие кони тебя не вынесут. Придется тебе самому для себя коня выхаживать.
- Да где же мне взять такого коня, чтобы вынес меня? - говорит Илья.
- А вот мы тебя научим. Не нынче, так завтра, а не завтра – так погодя — мимо вашего дома поведет мужик на оброти жеребеночка. Жеребеночек-то будет шелудивый, плохонький. Мужик, значит, и поведет его пришибать. Вот ты этого жеребеночка из виду не выпусти. Выпроси у мужичка, поставь в стойло и корми пшеницей. И каждое утро выгоняй на росу — пусть он по росе катается. А когда минет ему три лета, — выводи его на поле и обучай скакать через рвы широкие, через тыны высокие.
Слушает Илья Муромец странников, слово потерять боится.
А те говорят:
- Ну, вот, что мы знали, все сказали. Прощай, да помни: не написано тебе на роду убитым быть. Помрешь ты своей смертью.
Сказали – и собрались уходить. Как ни просил их Илья погодить-погостить, они ото всего отказались и пошли себе своим путем-дорогою.
Остался Илья один-одинешенек, и захотелось ему в лес сходить, отца проведать.
Приходит к отцу, а там все как есть после работы спят – и хозяева и помочане. Взял Илья топор и стал рубить. Как тяпнет топором, так он по самый обух в дерево и уйдет. Сила в Илье непомерная. Порубил, порубил лес Илья Муромец и повтыкал все топоры в пеньё. И ушли топоры по самые обухи. А Илья за дерево спрятался.
Вот проснулись все помочане, взялись за топоры. Куда там! Сколько ни дергают, не могут из дубьев вытащить. Он, может, шуткой повтыкал, да уж сила у него была такая богатырская.
Видит Илья, не клеится у них дело, вышел из-за дерева к отцу с матерю. А те и глазам своим не верят, — был сын калека, а стал богатырь. Вытащил Илья все топоры и стал отцу с матерью подсоблять. Родители глядят на сына – не нарадуются. Кончили работу, пришли домой, и стали жить-поживать.
А Илья Муромец всё в окошко поглядывает, когда мужичок мимо дома ихнего жеребеночка паршивенького поведет.
Илья Муромец и богатырский конь
И вот видит: точно – идет мужичок.
Выбегает Илья, спрашивает:
- Куда жеребеночка ведешь?
А тот отвечает:
- Очень плох получился. Пришибить надо.
Стал тут Илья просить мужичка, чтобы он жеребеночка не пришибал, а лучше ему отдал.
Удивился мужик:
- Да на что тебе такой жеребеночек? Куда он годится?
А Илья все свое: отдай да отдай.
Подумал мужичок и отдал Илье жеребеночка. И даже не взял с него никакой платы.
Привел Илья Муромец жеребенка к себе на двор, поставил в стойло и давай поить и кормить, как учили странники.
В скором времени стал жеребеночек от такого ухода расти да хорошеть. А как минуло ему три лета, сделался он сильным, здоровым конем. Илья Муромец начал его выводить в поле чистое и учить скакать через рвы широкие, через тыны высокие. Да только нет для коня ни рва глубокого, ни тына высокого: все ему нипочем. Илья Муромец и сам удивляется, что за конь богатырский из жеребеночка шелудивого вырос.
Стал Илья подыскивать себе колчан со стрелами, лук тугой и меч вострый. Всё разыскал по силе своей да по росту, и пошел к отцу с матерью.
Поклонился и говорит:
- Дорогие мои родители, Иван Тимофеевич и Ефросинья Яковлевна, давно мне хотелось по белому свету погулять, людей посмотреть, себя показать. Благословите меня. Я поеду.
- А куда поедешь-то? - спрашивает отец.
- А в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру Красное Солнышко.
Отец с матерью заплакали и стали говорить:
- Ах ты, милый наш сын, Илья Муромец, думали мы выкормить, вырастить тебя себе на утешение. Да, видно, не удержишь сокола в тесной клетке. Делать нечего, поезжай к князю Владимиру, людей посмотри, себя покажи.
Опоясался мечом Илья Муромец, оседлал коня, вывел его, сел и поехал.
Илья Муромец и Соловей-разбойник
Едет Илья Муромец путем-дорогою. Ехал, ехал, доехал до города Чернигова. Глядит — вокруг города Чернигова стоит войск тьма-тьмущая. Подступили к городу три царевича басурманских. А у каждого царевича войска по триста тысяч.
Заперт город, со всех концов окружён, со всех сторон обложён. А крестьян, черниговских мужичков, голодной смертью томят. Жалко стало Илье Муромцу мужичков черниговских.
Подвязал он потуже седельце свое, взял меч булатный и налетел на врагов, будто ветер с неба. Начал рубить их, да так быстро, как всё равно траву косить. Видят они - не устоять им, - и пустились в бегство. Кто куда мог — врассыпную.
Огляделся Илья – пусто кругом, некого бить. Подъехал он к полотняным шатрам, что средь поля белелись, а там стоят три царевича – басурманские. Стоят ни живы, ни мертвы, сами белей полотна, — как осиновый лист трясутся.
Поровнялся с ними Илья. Упали они на колени – пощады просят.
И сказал им Илья Муромец:
- Вы зачем людям черниговским обиду творите? Были бы вы постарше, снял бы я ваши буйны головы. Да больно молоды вы! Оставлю я вас в живых по счастью вашей молодости. Возвращайтесь домой да скажите своим родителям: есть еще кому постоять за землю Рускую.
Взял он с них клятву, что ни с войском, ни без войска на землю нашу не ступят, — и отпустил их. Они рады, что живы остались, вскочили на коней, и пустились во весь скок свои войска догонять!
А мужички черниговские смотрят с крепостной стены. Смотрят и видят: стал на их сторону неведомый богатырь и разогнал войска басурманские. Открыли они ворота, подносят богатырю ключи города Чернигова на золотом блюде.
«Владей, мол, нашим городом. Что полюбится, то и бери»
А Илья Муромец и не глядит на серебро да на золото. Ничего ему не надобно. Тогда люди черниговские стали звать Илью хоть в гости к ним заехать, пожить, погостить. Но и тут Илья Муромец не соглашается. Жалко ему понапрасну время терять – Душа у него на простор просится.
Тогда мужички черниговские спрашивают:
- А куда же ты едешь, удалой богатырь?
- Еду я в стольный Киев-град, к князю Владимиру.
А черниговские мужички говорят:
- Смотри, не езди прямоезжею дорогою.
- Почему нельзя ездить прямоезжею дорогою? - спрашивает их Илья Муромец.
- А потому, что засел там давно Соловей-разбойник. И бьет он не силою-оружием, а своим молодецким посвистом. Как заревет по-звериному, как зашипит по-змеиному, так все люди наземь падают.
Простился Илья Муромец с черниговцами и поехал, слова не сказав, той дорогой прямоезжею. Едет путем-дорогой и высматривает, где гнездовье Соловья-разбойника?
Долго ли, коротко ли – видит: стоят двенадцать дубов. Верхушки воедино срослись. Корни толстым железом скованы. Не доехал Илья три поприща, как вдруг среди тихого времени слышит свист соловьиный, рев звериный, и покрывалось всё это шипом змеиным.
И от того свиста соловьиного, рева звериного, шипа змеиного спотыкнулся конь у Ильи Муромца и пал на передние колена.
Говорит тут Илья Муромец своему коню:
- Что ты, конь мой ретивый, спотыкаешься? Разве не ездил по лесам дремучим? Разве не слыхал рева звериного? Не слыхал шипа змеиного? Не слыхал свиста соловьиного?
Стыдно стало коню богатырскому, поднялся он на свои ноги сильные.
А Илья Муромец снимает с плеч тугой лук, накладывает на тетиву стрелу каленую и пускает в Соловья-разбойника. Взвилась стрела и ударила Соловью в правый глаз, да так ударила, что вылетел Соловей-разбойник из своего гнезда и упал наземь, будто сноп овсяный.
Поднял его Илья Муромец, привязал к стремени. И поехал дальше.
На пути стоят палаты Соловья-разбойника. Окна в них растворены, и глядят в те окна дочери соловьиные со своими мужьями-разбойниками.
Старшая дочь и говорит:
- Смотрите, сестрицы, наш батюшка едет, незнамо какого богатыря у стремени везет.
Посмотрела младшая дочь и заплакала:
- То не батюшка едет, едет незнамо какой богатырь. Нашего батюшку у стремени везет.
И закричали они мужьям своим:
— Мужья наши милые! Берите мечи тяжелые, копья острые. Отбейте нашего батюшку, не кладите наш Род в таком позоре.
Собрались зятевья, и пошли тестю на выручку. Кони у них добрые, копья острые, и хотят они Илью на копья поднять.
Как только увидел Соловей-разбойник зятьев своих, так и закричал громким голосом:
- Спасибо, зятья мои, что хотите меня выручить, а только лучше не дразните понапрасну богатыря сильномогучего. Уж коли он меня одолел, так вам с ним и подавно не управиться. Лучше зовите его в горницу, кланяйтесь с покорностью, потчуйте его вином и яствами, да спросите - не возьмет ли с вас за меня выкуп.
Стали зятья Илье кланяться, звать его в палаты свои островерхие. Уж он, было коня поворотил, да вдруг видит: поднимают дочки разбойничьи железную на цепях подворотню, чтобы пришибить его. Усмехнулся Илья, хлестнул коня и поехал своей дорогой, не оглядываясь.
Долго ли, коротко ли – приехал Илья Муромец в Киев-град на княжеский двор. Входит он прямо в палаты белокаменные, видит - сидит за столом Владимир-князь со своей княгинею, — угощают они знатных гостей, удалых богатырей.
Заметила Илью княгиня и говорит:
- Вижу я еще одного гостя.
Повернулись все к Илье Муромцу, и стал князь Владимир его спрашивать:
- Как зовут тебя, добрый молодец? Откуда едешь? Куда путь держишь?
Отвечает Илья Муромец:
- Зовут меня Илья, Иванов сын, а еду я из-под города Мурома, из села Карачарова в стольный Киев-град, ко Владимиру Красно Солнышко.
А Владимир-князь спрашивает:
- А долго ли ехал ты и какой дорогою?
Илья Муромец говорит таковы слова:
- Ехал я дорогой прямоезжею, ехал не долго, не коротко — заутреню слушал в селе Карачарове, а обедню у вас, в граде Киеве.
Как услыхали это богатыри, говорят князю Владимиру:
- Не верь, ты князь этому детине, уж больно он завирается! Разве можно ехать дорогой прямоезжею? Ведь уже тридцать лет залег там Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.
Владимир-князь говорит Илье Муромцу таковы слова:
— По той дороге ни зверь не пробегает, ни птица не пролетает. Как же мог ты проехать мимо Соловья-разбойника? Видно, нельзя тебе верить, добрый молодец.
Не стал Илья Муромец долго разговаривать, а только поклонился и спрашивает:
- А не хочешь ли ты сам, князь-батюшка, посмотреть на Соловья-разбойника? Я привез его на ваш двор, и висит он сейчас привязан у моего стремени.
Услышали это богатыри, сразу все ужаснулись. Что сумел Илья Муромец привезти такого разбойника, — им не верилось.
Тут и князь, и княгиня, и все богатыри сильномогучие подымаются с мест, и ведет их Илья на широкий белый двор. Смотрят все – пасется по двору ретивый конь, а к стремени Соловей-разбойник приторочен. Правый глаз у него стрелой пробит, левый глаз на свет не глядит. Удивилися богатыри, удивилися князь со княгинею, и говорит князь Владимир таковы слова:
- А ну-ка, Соловей-разбойник, вор Рахматович, засвисти по-соловьиному, потешь меня с княгинею, потешь моих богатырей могучих.
Отвечает ему Соловей-разбойник:
- Не тебе служу, Владимир-князь, а тому богатырю, что полонил меня. Ему служу, его и слушаю.
Тогда говорит Владимир-князь Илье Муромцу:
- Ну, удалой богатырь, заставь этого разбойника засвистеть по-соловьиному, потешить меня с моей княгинюшкой и богатырями могучими.
Приказал Илья Муромец Соловью-разбойнику свистнуть в полсвиста соловьиного, прореветь в полрева звериного и прошипеть в полшипа змеиного. А сам подхватил князя со княгинею под руки.
Стал тогда натужаться Соловей-разбойник. И свистнул он, да не в полсвиста соловьиного, а в целый свист. И от этого свиста соловьиного повисли князь со княгинюшкой на руках у Ильи Муромца, а богатыри - ни один на ногах не выстоял, так и попадали все. С белокаменных палат от этого свиста соловьиного покатились все золотые маковки.
Тут закричал Владимир-князь Красно Солнышко:
- А ну, Илья Муромец, уйми ты этого вора-разбойника! Не по вкусу нам эта шуточка!
Схватил тогда Илья Соловья-разбойника и подбросил его могучей рукой, да так, что взлетел Соловей чуть пониже облака ходячего, ударился с высоты о белый двор и дух испустил.
Приказал Илья Муромец развести костер, Соловья-разбойника сожечь, а пепел развеять по ветру. Как приказал он, так все и сделали.
Всходят опять князь со княгинею, со всеми богатырями могучими в палаты белокаменные, садятся за столы дубовые, принимаются за яства сахарные, за питва медвяные. Всякий гость на свое место сел. У одного Ильи места нет, вот он и сел на лавочку на самый кончик. Да недолго пришлось ему на краю сидеть – пересадил его князь Владимир на место почетное. Тут все знатные гости меж собой переглянулися, поглядели на Илью не очень ласково.
Всё приметил Илья Муромец, да только виду не показал.
А чарки ходят и ходят кругом, не обносят чаркой и Илью Муромца. Вот все гости развеселилися, разговорилися и начали хвастаться — кто силой богатырской, кто удалью молодецкой.
Один Илья сидит, молчит. Не по нраву ему эти речи хвастливые.
Битва с басурманами
Не успели отгулять-отпировать, смотрят все: въезжает на княжий двор татарин-богатырь, ханский гонец. И подает он князю Владимиру письмо запечатанное. Князь Владимир сорвал печать, глядит, а там на ханском языке написано:
«Сдавай, князь, без боя Киев-град, а не то в нем камня на камне не останется».
Тут со всех богатырей хмель разом сошел — затряслись, как листы на осине, не знают, что и делать. Думали-думали и придумали сперва разведчиков вперед послать — узнать, сколько есть силы татарской. Выбрали удалых молодцов, которые сумели бы пролезть близко к басурманским войскам да сосчитали бы, сколько у врагов палаток наставлено. И оказалось, что войск вражеских пятьсот тысяч пришло.
Тут еще больше испугались все богатыри — никто не хочет за городские ворота выступать.
Тогда говорит Илья Муромец:
— Эх, богатыри могучие, трусливы вы, как зайцы! Вам бы только пировать да бражничать. Разве так вы поступаете, как надобно? Разве так защищают землю Рускую? Дай мне, князь Владимир, войско не великое. Я поеду и опережу неприятеля.
Опоясался он мечом своим широким и поехал в заставу городецкую, а за ним и войско пошло и другие богатыри, нехотя, поехали. Выехал за городские ворота Илья Муромец и сразу налетел на орду татарскую. А татаре закричали, засвистали, загикали, хотят Илью копьем достать, с коня свалить. Да не дается Илья Муромец — направо-налево рубит, так что головушки басурманские словно мячики катятся.
Не устояли басурмане, дрогнули и пустились каждый себя спасать — кто как знает. Тут и другие богатыри очнулись, набрались духу, и давай Илье подсоблять.
В скором времени оглянулся Илья Муромец — видит: чисто поле, бить больше некого.
Вернулись все богатыри в Киев-град, а князь Владимир с такой большой радости задал пир, как говорится, на весь мир. Все пьют, едят, делами ратными хвастают. Друг дружку выхваляют и себя не забывают.
Одному Илье похвального слова не нашлось. Сидит он в углу, издали разговоры слушает.
Говорит ему князь Владимир Красное Солнышко:
— А что ж ты, Илья, не пьешь, не ешь? Выбирай место, садись к столу.
Отвечает Илья Муромец:
— Не пристало мне, Владимир-князь, сидеть среди богатырей могучих. Сяду я, Илья, крестьянский сын, на лавочку у самого кончика.
— Воля твоя, Илья Муромец. Где хочешь, там и садись.
Сел Илья на лавочку, на самый кончик. Да как повернулся, как шевельнул плечом, так все богатыри на пол и попадали. И очутился Илья посередь стола. Как на поле боевом стоял, так и за столом сидит.
А богатыри видят, что много у Ильи силушки нетраченой, и никоторый на него не обиделся.
Скучно стало Илье Муромцу. Сидит он за столом задумчив, молчалив, не весело ему бражничать да хвастаться. Думает: «Чем зря время проводить, поеду я по белу свету погулять. Святогора-богатыря повидать».
Долго не думал, простился Илья со князем Владимиром и поехал искать Святогора-богатыря по всей земле Руской.
Илья Муромец и Святогор
Два Лета ездил Илья Муромец, всюду искал Святогора-богатыря, и показали ему, наконец, люди добрые дорогу ко Святым горам. Повернул он коня, едет на Святые горы, едет — присматривается, не увидит ли где Святогора-богатыря.
Вдруг видит, — стоит меж гор большой гнедой конь. Среди гор горою высится.
Ближе подъехал Илья Муромец, смотрит: лежит подле своего коня спящий богатырь. А был то Святогор-богатырь. Слез Илья Муромец с коня, подошел к Святогору и стал около его головы. И так был велик Святогор-богатырь, что казался против него Илья, как малый ребенок. Долго глядел Илья на Святогора-богатыря, глядел и дивился.
Наконец проснулся Святогор, приметил Илью и спрашивает:
— Кто ты таков, откуда родом и зачем сюда пожаловал?
Отвечает Илья Муромец:
- Зовут меня Илья, Иванов сын, родом я из города Мурома, из села Карачарова, а приехал сюда, чтобы увидеть Святогора-богатыря.
Святогор-богатырь и говорит:
- А зачем я тебе спонадобился? Может, хочешь со мной силою померяться?
- Нет, — говорит Илья Муромец, — хорошо я знаю, что никому нельзя со Святогором-богатырем силой меряться, потому и приехал поглядеть на него.
- Ну, коли так, - говорит Святогор, - поедем с тобой, погуляем по Святым горам.
Сели они на коней и поехали. Рассказал Илья Святогору-богатырю, как проживал он в стольном граде Киеве, да как долго он его по всей Руси искал, да нигде доискаться не мог.
Говорит Святогор-богатырь:
- По Руси я не стал ездить с тех пор, как съехал со Святых гор. Вижу - земля гнется подо мной, как повинная. А люди от меня разбегаются, будто от зверя страшного. Очень мне не по мысли было, что боятся меня, да сам я знал, что сила во мне не человечья. Вот ехал я раз, да и призадумался: «Эх, много во мне силушки неизбывной! Кабы столб стоял, да в столбе кольцо, взялся бы я за то кольцо и повернул бы всю землю Рускую». Только подумал - стал мой конь. Смотрю: под ногами у коня лежит сумочка переметная — така маленька, подуй — улетит. Соскочил я с коня, хотел поднять эту сумочку. Взялся левой рукой, дернул - она не пошевелилася. Взял правой рукой, сильней дернул - она не пошевелилася. Взял двумя руками, как дернул, - увяз в землю по колени. Тут и понял я: не хочет меня Мать Сыра Земля на себе носить. Потому и не езжу я более по Руской земле, а езжу по Святым горам.
Поговорил еще Илья Муромец со Святогором-богатырем и хотел прощаться с ним. А Святогор говорит:
— Илья Муромец, кабы не ты, не слыхать бы мне до конца дней моих слова человечьего. Давай мы с тобой побратаемся. Ты будешь младшим братом, а я буду старшим братом.
Побратались они и поехали дальше по Святым горам. Видят, на вершине одной горы стоит гроб открытый, будто корабль большой. Подъехали они к гробу, Святогор и говорит:
- А ну-ка, Илья Муромец, померяй этот гроб. Может, он для тебя сделан?
Лёг Илья Муромец в этот гроб. Велик гроб, лежит он в нем, будто мушка маленькая.
Тогда Святогор говорит:
- Нет, Илья, этот гроб, видно не про тебя построен.
Слез с коня Святогор и сам хочет гроб мерять. Как лег да протянулся, так и видно стало, - по нем гроб сделан – точь-в-точь.
Захотел тут встать из гроба Святогор-богатырь, да не может. Силится руку поднять, — не подымается рука. Силится ногой пошевелить, — не шевелится нога.
И взмолился он Илье Муромцу:
- Братец меньшой, помоги мне из гроба подняться. Ослаб я совсем. Ушла моя сила, неведомо куда.
Хотел Илья Муромец брату названому помочь. Да не все делается, как хочется. Только протянул он руку Святогору, опустилась крышка гробовая, и закрылся гроб глухо-наглухо. Налег Илья на крышку, хочет сорвать ее, столкнуть всей силой своей могучей. А крышка и с места не сдвинулась.
Схватился он с досады за меч, давай гроб рубить. Как первый раз ударил - появился обруч железный, обхватил гроб вкруговую. Второй раз ударил - второй обруч набил. В третий раз – третий. Опустил тут меч Илья Муромец и слышит: из гроба глухие слова:
- Прощай, Илья Муромец, прощай, брат названый. Видно, в последний раз я с тобой по Святым горам погулял.
Жалко сделалось Илье Муромцу Святогора-богатыря. Стоял он у гроба, покуда не услышал, как в последний раз вздохнул богатырь. Вздохнул, – и уж больше не откликнулся.
Утёр слезу Илья Муромец, и поехал прочь со Святых гор опять в стольный Киев-град. Едет и не знает, что ждут его в Киеве – не дождутся. Пока ездил Илья по Святым горам, подступил под самый Киев хан Батый со своими войсками великими.
Илья Муромец и Одолище
В тех войсках басурманских есть сильный богатырь – мечет он копье свое долгомерное повыше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. И никто из богатырей руских сразиться с ним до сей поры не осмелился.
Как приехал Илья – не стал долго раздумывать. Дал коню отдохнуть, напоил, накормил и поехал навстречу богатырю – Басурманину Поганому.
Чуть миновал заставы городские, так и увидел злого татарина. Кидает он правой рукой копье свое долгомерное и сам себя похваливает:
— Как легко ворочаю своим копьем, так легко и с Ильей Муромцем управлюся.
Услыхал это Илья, пришпорил коня и пустился на злого татарина.
Еще солнышко не взошло, как начался у них бой великий. Бьются час, бьются другой. Приустали кони их, а богатыри твердо в седле сидят, никоторый даже не качается.
Вот и полдень настал. Тут кони богатырские спотыкнулися, пали наземь – не поднять их ни лаской, ни угрозою. Стали богатыри пеши биться. Поломали они свои копья долгомерные, поломали мечи тяжелые и схватились врукопашную. Сильно бьются – прах вокруг столбом стоит, земля под ногами гудом гудит.
Уж солнце близко к закату клонится, как поскользнулся вдруг Илья Муромец и упал на дороге навзничь. Насел на него Басурманин Поганый, выхватил нож из-за пояса и хотел перерезать горло Илье Муромцу.
Тут вспомнил Илья про старцев прохожих и подумал так:
«Видно неладно старцы сказывали, что смерть мне в бою не написана. Вот приходит она от руки вражеской, от ножа острого».
И только подумал он это, как почуял в себе такую силу великую, будто вновь испил чашу пива в полтора ведра. Освободил он руку правую — да как ударит Басурманина в грудь Поганого. Взлетел басурманин выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего. Упал на землю и воткнулся в нее по самые плечи.
Тогда вскочил Илья Муромец на ноги, выхватил у басурманина нож булатный и отрубил ему буйну голову. Взял он эту головушку бритую, вздел ее на обломок копья своего и поехал прямо на заставу богатырскую – с другими богатырями ждать-поджидать, когда вражеское войско под стены городские подступит.
Да только не пришлось им тогда дождаться. Как увидели татары, что убил у них Илья Муромец самого сильного богатыря, не осмелились они на бой, а снялись с места и ушли в свои степи.
Так избавил Илья Муромец Киев-град от новой беды и привез князю Владимиру подарочек – голову Басурманина Поганого.
Созывал Владимир-князь всех богатырей и стал угощать их, стал потчевать. И всех богатырей стал награждать подарками. Всех наградил, а Илью Муромца, самого главного, позабыл.
Илья Муромец на это очень прогневался. Выбежал он тут на белый двор, призвал к себе всю голытьбу пьяную. И стал говорить им таковы слова:
— Не пристало мне, крестьянскому богатырю, пировать здесь да бражничать, а пристало мне с вами гулять.
Берет он свой тугой лук и накладывает на тетиву калену стрелу. Пускает ту стрелу в золотоверхий дворец. Ударила стрела в золотые маковки, и посыпались те маковки на белый двор. А Илья Муромец приказал голытьбе подбирать те маковки и купить на них зелена́ вина.
От удара стрелы той зашатался дворец князя Владимира, сделались богатыри ни живы ни мертвы. А сам князь Красно Солнышко на Илью сильно прогневался. Но ему богатырь говорит таковы слова:
- Уж ты, князь Красно Солнышко, неладно делаешь: всех богатырей угостил, наградил, а Илью Муромца ничем не одарил!
Тут понял Владимир-князь, что сделал неправильно. Взял свою шубу соболиную и выносит на белый двор, подает ее Илье Муромцу и говорит:
- Не обидься, Илья Муромец, что тебя я не одарил ничем. Вот дарю я тебе свою шубу соболиную.
Разгневался Илья Муромец, схватил шубу соболиную. Схватил за рукав, схватил за другой, всю разорвал. Рвет и приговаривает:
- Как рвал я басурман поганых, так рву я, князь Владимир, твою шубу соболиную!
Князь Владимир возразить ему не осмелился. Знал его силу великую.
Три поездки Ильи Муромца
После того еще долго Илья Муромец на свете жил. Долго Руской земле своей силой служил и мечом своим булатным. А как состарился он, да как поседела его борода добела, захотелось ему в родные места поехать, отцу с матерью поклониться. Отпустил его Владимир-князь, и поехал Илья в старые места новым путем, неезженым.
Ехал-ехал и наехал на три дорожки неширокие. Ведут те дорожки неведомо куда, а где скрестились они, там огромный камень лежит, и написаны на том камне три надписи:
«Кто прямо поедет – убит будет; кто направо поедет – женат будет; кто налево поедет – богат будет».
Призадумался Илья Муромец:
- Жениться мне - я уж очень стар, а богатства мне совсем не надобно. Я поеду туда, где убитому быть: на роду мне смерть не написана.
Повернул он коня своего быстрого, поскакал по прямой дороге. Выезжает на поляну просторную. Средь поляны той могучий дуб стоит, а под дубом сидят сорок разбойников. Как увидели они Илью Муромца, так и схватились за дубины тяжелые да за ножи острые. Хотят убить его.
Тут сказал им Илья Муромец таковы слова:
- А за что вы меня убить хотите, разбойнички? Богатства со мной вовсе нет. Всего-то и есть у меня, что конь да меч, да лук тугой, да колчан со стрелами. Только конь мой и меч не про вашу честь, а вот лук тугой я про вас припас.
Сымает он с плеч лук тугой, вынимает из колчана калену стрелу. И накладывает стрелу на тетивушку, и пускает стрелу во зеленый дуб. Ударила стрела во зеленый дуб, разлетелся дуб в мелки дребезги. Многих тут разбойников поранило, многих и насмерть убило. Остальные разбойники в стороны бросились, так что Илье бить стало некого. И остался Илья Муромец на поляне един.
Вернулся Илья к камню белому. Стер надпись старую и написал надпись новую:
«Ездил по прямой дороге Илья Муромец, а убит не бывал».
Стал он теперь из двух дорог одну выбирать:
— Надо ехать по той дороге, где женатым быть, а богатства мне не надобно.
И поехал Илья по правой дороге. Подъезжает к большому терему. Встречают его слуги многие, ведут в палаты богатые. И выходит к нему царевна-красавица, угощает его всякими питьями да яствами, милует, ласкает, суженым называет. А как ночь пришла, повела Илью Муромца в опочивальню, приготовила ему кровать золоченую, постель мягкую: «Ложись, отдыхай, целуй, обнимай».
А Илья Муромец хоть и прост, а догадлив: схватил он царевну-красавицу и положил на ту кровать золоченую. А как положил, так сразу провалилась кровать в подвалы глубокие.
Посмотрел вниз Илья Муромец — видит: в тех подвалах людей многое множество. Все-то, небось, женихи, все-то, небось, суженые. Побежал Илья Муромец на широкий двор, отыскал дверь в подвалы глубокие, отбил замки крепкие и выпустил всех людей, что царевна заманила, на белый свет из темноты ночной.
Поклонились все люди Илье до самой земли:
- Спас ты нас, Илья Муромец, от смерти лютой.
Едет он опять к белому камню. Стирает надпись старую и пишет надпись новую:
«Ездил по той дороге Илья Муромец, а женат не бывал».
После того подумал он:
— Уж не поехать ли мне по третьей дороге? Может и там обман какой лежит.
И поехал по третьей дороге Илья Муромец. Видит – погреба толстостенные, обширные. А у погребов этих колоколов понавешено. Кому нужно богатство - дерни за бечевку, ударь в колокол – и всё тут. Взялся Илья Муромец за веревку, ударил в колокол. Откуда ни возьмись, мужичок с золотым клюшком, с золотым ключом.
Отпирает мужичок погреба толстостенные и говорит Илье:
- Бери, богатырь, богатства, сколь тебе надобно.
Вошел Илья Муромец в погреба глубокие, поглядел кругом и удивился: везде золото блестит – глазам больно.
Да Илья Муромец никогда на золото не льстился. Не взял нисколечко и пошел обратно на вольный воздух, на белый свет.
Сел на коня, вернулся опять к придорожному камню. На белом камне две надписи новые, а третья – старая. Стер он надпись старую и написал новую:
«Ездил тут Илья Муромец, а богат не бывал».
Как прибыл домой, обрадовались родители — не ждали они, не гадали сынка увидать. А Илья смотрит на них, дивится: очень уж прытко старички состарились. Пожили они еще с месяц и померли. Похоронил их Илья Муромец с почетом, и в скором времени сам преставился.
А всего житья ему было полтораста лет.
* По материалам книги Тамары Габбе «Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи».
Старину стародавнюю жил под городом Муромом, в селе Карачарове крестьянин Иван Тимофеевич со своей женой Ефросиньей Яковлевной.
Был у них один сын Илья. Любили его отец с матерью, да только плакали, на него поглядывая: тридцать лет Илья на печи лежит, ни рукой, ни ногой не шевелит. И ростом богатырь Илья, и умом светел, и глазом зорок, а ноги его не носят, словно бревна лежат, не шевелятся.
Слышит Илья, на печи лежучи, как мать плачет, отец вздыхает, русские люди жалуются: нападают на Русь враги, поля вытаптывают, людей губят, детей сиротят. По путям-дорогам разбойники рыщут, не дают они ни проходу людям, ни проезду. Налетает на Русь Змей Горыныч, в свое логово девушек утаскивает.
Горько Илья, обо всем этом слыша, на судьбу свою жалуется:
— Эх вы, ноги мои нехожалые, эх вы, руки мои недержалые! Был бы я здоров, не давал бы родную Русь в обиду врагам да разбойникам!
Так и шли дни, катились месяцы...
Вот раз отец с матерью пошли в лес пни корчевать, корни выдирать, готовить поле под пахоту. А Илья один на печи лежит, в окошко поглядывает.
Вдруг видит — подходят к его избе три нищих странника.
Постояли они у ворот, постучали железным кольцом и говорят:
— Встань, Илья, отвори калиточку.
— Злые шутки вы, странники, шутите: тридцать лет я на печи сиднем сижу, встать не могу.
— А ты приподнимись, Илюшенька.
Рванулся Илья — и спрыгнул с печи, стоит на полу и сам своему счастью не верит.
— Ну-ка, пройдись, Илья.
Шагнул Илья раз, шагнул другой — крепко его ноги держат, легко его ноги несут.
Обрадовался Илья, от радости слова сказать не может. А калики перехожие ему говорят:
— Принеси-ка, Илюша, студеной воды. Принес Илья студеной воды ведро. Налил странник воды в ковшичек.
— Попей, Илья. В этом ковше вода всех рек, всех озер Руси-матушки.
Выпил Илья и почуял в себе силу богатырскую. А калики его спрашивают:
— Много ли чуешь в себе силушки?
— Много, странники. Кабы мне лопату, всю бы землю вспахал.
— Выпей, Илья, остаточек. В том остаточке всей земли роса, с зеленых лугов, с высоких лесов, с хлебородных полей. Пей.
Выпил Илья и остаточек.
— А теперь много в тебе силушки?
— Ох, калики перехожие, столько во мне силы, что, кабы было в небесах кольцо, ухватился бы я за него и всю землю русскую перевернул.
— Слишком много в тебе силушки, надо поубавить, а то земля носить тебя не станет. Принеси-ка еще воды.
Пошел Илья по воду, а его и впрямь земля не несет: нога в земле, что в болоте, вязнет, за дубок ухватился — дуб с корнем вон, цепь от колодца, словно ниточка, на куски разорвалась.
Уж Илья ступает тихохонько, а под ним половицы ломаются. Уж Илья говорит шепотом, а двери с петель срываются.
Принес Илья воды, налили странники еще ковшичек.
— Пей, Илья!
Выпил Илья воду колодезную.
— Сколько теперь в тебе силушки?
— Во мне силушки половинушка.
— Ну, и будет с тебя, молодец. Будешь ты, Илья, велик богатырь, бейся-ратайся с врагами земли родной, с разбойниками да с чудищами. Защищай вдов, сирот, малых деточек. Никогда только, Илья, со Святогором не спорь, через силу носит его земля. Ты не ссорься с Микулой Селяниновичем, его любит мать - сыра земля. Не ходи еще на Вольгу Всеславьевича, он не силой возьмет, так хитростью-мудростью. А теперь прощай, Илья.
Поклонился Илья каликам перехожим, и ушли они за околицу.
А Илья взял топор и пошел на пожню к отцу с матерью. Видит — малое местечко от пенья-коренья расчищено, а отец с матерью, от тяжелой работы умаявшись, спят крепким сном: люди старые, а работа тяжелая.
Стал Илья лес расчищать — только щепки полетели. Старые дубы с одного взмаха валит, молодые с корнем из земли рвет.
За три часа столько поля расчистил, сколько вся деревня за три дня не осилит. Развалил он поле великое, спустил деревья в глубокую реку, воткнул топор в дубовый пень, ухватил лопату да грабли и вскопал поле широкое — только знай зерном засевай!
Проснулись отец с матерью, удивились, обрадовались, добрым словом вспоминали старичков странников.
А Илья пошел себе коня искать.
Вышел он за околицу и видит — ведет мужичок жеребенка рыжего, косматого, шелудивого. Вся цена жеребенку грош, а мужик за него непомерных денег требует: пятьдесят рублей с полтиною.
Купил Илья жеребенка, привез домой, поставил в конюшню, белоярой пшеницей откармливал, ключевой водой отпаивал, чистил, холил, свежей соломы подкладывал.
Через три месяца стал Илья Бурушку на утренней заре на луга выводить. Повалялся жеребенок по зоревой росе, стал богатырским конем.
Подводил его Илья к высокому тыну. Стал конь поигрывать, поплясывать, головой повертывать, потряхивать, в лошадиные ноздри пофыркивать. Стал через тын взад-вперед перепрыгивать. Десять раз перепрыгнул и копытом не задел. Положил Илья на Бурушку руку богатырскую — не пошатнулся конь, не шелохнулся конь.
— Добрый конь,— говорит Илья.— Будет он мне верным товарищем.
Стал Илья себе меч по руке искать. Как сожмет в кулаке рукоятку меча, сокрушится рукоять, рассыплется. Нет Илье меча по руке. Бросил Илья мечи бабам лучину щипать. Сам пошел в кузницу, три стрелы себе выковал, каждая стрела весом в целый пуд. Изготовил себе тугой лук, взял копье долгомерное да еще палицу булатную.
Снарядился Илья и пошел к отцу с матерью:
— Отпустите меня, батюшка с матушкой, в стольный Киев-град к князю Владимиру. Буду служить Руси родной верой-правдой, беречь землю русскую от недругов-ворогов.
Говорит старый Иван Тимофеевич:
— Я на добрые дела благословляю тебя, а на худые дела моего благословления нет. Защищай нашу землю русскую не для золота, не из корысти, а для чести, для богатырской славушки. Зря не лей крови людской, не слези матерей да не забывай, что ты роду черного, крестьянского.
Поклонился Илья отцу с матерью до сырой земли и пошел седлать Бурушку-Косматушку. Положил на коня войлочки, а на войлочки — потнички, а потом седло черкасское с двенадцатью подпругами шелковыми, а с тринадцатой железной, не для красы, а для крепости.
Захотелось Илье свою силу попробовать.
Он подъехал к Оке-реке, уперся плечом в высокую гору, что на берегу была, и свалил ее в реку Оку. Завалила гора русло, потекла река по-новому.
Взял Илья хлебца ржаного корочку, опустил ее в реку Оку, сам Оке-реке приговаривал:
— А спасибо тебе, матушка Ока-река, что поила, что кормила Илью Муромца.
На прощанье взял с собой земли родной малую горсточку, сел на коня, взмахнул плеточкой...
Видели люди, как вскочил на коня Илья, да не видели, куда поскакал. Только пыль по полю столбом поднялась.
