Я знаю, что вы мне не поверите, да и безумно было бы ожидать веры в такой случай, который вы не можете проверить свидетельством собственных чувств. Я не сумасшедший и не в бреду. Но завтра я должен умереть, и сегодня хотел бы облегчить свою душу. Мне хотелось бы изложить ясно, последовательно, но без комментариев, ряд обыкновенных домашних событий. Своими последствиями эти события поразили, измучили и погубили меня. Я не стану пытаться объяснить их. Мне они казались ужасными, многим они покажутся только непоследовательными. Впоследствии, может быть, найдется человек, который сделает из меня общее место; человек с головой, более спокойной и логичной и не такой возбужденной, как моя, найдет, что обстоятельства, о которых я рассказываю с ужасом, не больше, как естественный исход очень обыкновенной причины.

Я славился с детства кротостью характера и гуманностью. Замечательно нежное сердце мое делало из меня посмешище товарищей. Я совсем сходил с ума над животными, и родители позволили мне их держать. Почти все время я проводил с ними, и бывал вполне счастлив только тогда, когда кормил и ласкал их. Эта особенность моего характера с годами усиливалась, и когда я стал взрослым, она стала для меня главным источником удовольствия. Мне нечего объяснять удовольствие привязанности тем, кто когда-нибудь имел у себя верную и умную собаку. В бескорыстной любви животного, в его самопожертвовании есть что-то такое, что проникает прямо в душу человека, имевшего не раз случай проверить непрочную дружбу и верность естественного человека.

Я рано женился и, к счастью, нашел в жене одинаковые с моими склонностями. Зная мою любовь к домашним животным, она не пропускала случая доставлять мне лучшие экземпляры. У нас были птицы, золотая рыбка, отличная собака, кролики, маленькая обезьяна и кошка.

Кошка отличалась замечательным ростом и красотой, была совершенно черного цвета и необыкновенно смышленая. Говоря о ее смышлености, жена моя, не совсем чуждая предрассудков, ссылалась часто на старинное поверье, что все черные кошки - оборотни. Нельзя сказать, чтобы жена говорила это всегда серьезно, и я упоминаю о ее словах только потому, что они пришли мне теперь в голову.

Плутон - так звали кошку - был моим любимым товарищем; я сам кормил его и он ходил за мною повсюду, куда бы я ни шел.

Таким образом, дружба наша длилась несколько лет, в продолжение которых мой характер, под влиянием невоздержности, - в чем я со стыдом признаюсь, - совершенно изменился в дурную сторону. Я стал грубо обходиться с женой и дошел даже до личного насилия. Мои бедные любимцы, конечно, терпели еще больше. К Плутону я сохранил немного привязанности, но с остальными - с кроликами, обезьяной и даже собакой - я обращался жестоко даже тогда, когда они с лаской бежали ко мне навстречу. Но моя несчастная слабость все более и более овладевала мною. Какое бедствие может сравниться со страстью к вину! Наконец, даже и Плутон, теперь старый и слабый, стал испытывать на себе перемену моего характера.

Раз ночью я возвратился домой сильно пьяным и, вообразив, что Плутон избегает меня, я схватил его; Плутон, испуганный моим насилием, легко укусил меня в руку. Меня вдруг обуяла дьявольская ярость; я не помнил себя; архидьявольская злоба, разжигаемая джином, проникла все мое существо. Я достал из жилетного кармана перочинный ножик, открыл его, ухватил кошку за шиворот и выколол ей глаз. Я краснею, я сгораю от стыда, я с содроганием пишу об этой проклятой жестокости!

Когда, с наступлением утра, возвратилось мое благоразумие, когда пары ночного кутежа рассеялись, я почувствовал и ужас, и раскаяние. Но чувство это было слабо и мимолетно. Я снова предался неумеренности и вскоре потопил в вине воспоминание о моем проступке.

Между тем кошка поправлялась медленно. Хотя глазная впадина была ужасна на вид, но Плутон, казалось, уж более не страдал. Он ходил, по обыкновению, по всему дому, и, как и следовало ожидать, с неописанным ужасом бежал при моем приближении. Во мне еще оставалось настолько чувства, что сначала я был огорчен очевидной антипатией существа, некогда меня так любившего. Но это чувство сменилось вскоре раздражением. И тогда, как бы для моего окончательного и безвозвратного падения, явился во мне дух злобы. Философия не обращает внимания на это чувство, а между тем, - и я знаю это, может быть, лучше всех, - злоба есть главный двигатель сердца человеческого, одно из первых невидимых чувств, дающих направление характеру. Кто сотни раз не совершал глупых или дурных поступков единственно только потому, что не следовало их совершать! Разве в нас нет постоянного стремления, несмотря на здравый смысл, нарушать закон только потому, что мы понимаем, что это закон? Дух злобы, говорю я, довершил мое окончательное падение. Это страстное, неуловимое желание души мучить самого себя, насиловать свой собственный темперамент, делать зло только из любви ко злу, побудило меня продолжать, и, наконец, довершить мучения, наносимые мною беззащитному животному. Раз утром я совершенно хладнокровно надел петлю на шею кошки и повесил ее на сучок дерева. Я повесил кошку со слезами на глазах, с горьким раскаянием в сердце; я повесил ее потому, что знал, что она любила меня, и потому, что я чувствовал, что она не была передо мною виновата; я повесил ее потому, что знал, что, делая это, я совершаю преступление - преступление настолько страшное, что оно ставит мою бессмертную душу, если только это возможно, вне бесконечной милости всепрощающего и карающего Судьи.

В ночь того дня, когда был совершен мною жестокий поступок, меня пробудили крики: Пожар! Занавески моей постели уже пылали. Весь дом был в огне. Мы с женой и служанкой с большим трудом спаслись от пожара. Разрушение было полное. Все состояние мое погибло. С этой поры я предался отчаянию.

Я вовсе не пытаюсь найти мистическую связь между моею жестокостью и постигшим меня несчастием. Но я отдаю отчет в целой цепи фактов и не хочу пренебрегать ни одним из них. На другой день после пожара я пошел осматривать пепелище. Все стены, за исключением одной, обрушились; и это единственное исключение оказалось внутренней стеной, довольно тонкой, идущей поперек дома и к которой прислонялось изголовье моей кровати. Каменная работа почти совершенно устояла против действия огня, что я приписываю тому, что стена была недавно отделана заново. Около стены собралась толпа, и несколько человек внимательно на нее смотрели. Любопытство мое подстрекнули слова: "странно!.. удивительно!.." Я подошел и увидел на белой поверхности стены что-то вроде барельефа, изображающего гигантскую кошку. Изображение было передано замечательно верно. Вокруг шеи виднелась веревка.

Мне показалось, что это видение, и мной овладел ужас. Но, наконец, явился ко мне на помощь рассудок. Я припомнил, что кошка была повешена в саду, примыкавшем к дому. При криках о помощи наш сад тотчас же наполнился народом, и кошку, вероятно, кто-нибудь снял с дерева и бросил ко мне в комнату, в отворенное окно, чтобы разбудить меня. При падении стен одна из них придавила жертву моей жестокости к свежей штукатурке, и известь, соединившаяся с аммиаком трупа, произвела фигуру.

Но я быстро успокоил только свой ум, но не совесть, и это явление произвело глубокое впечатление на мое воображение. В течение нескольких месяцев я не мог избавиться от призрака кошки, и в моей душе появилось что-то похожее на раскаяние. Я оплакивал потерю животного, и в позорных притонах, которые я теперь посещал обыкновенно, стал отыскивать другого любимца той же породы и видом похожего на Плутона, чтобы заменить его.

Раз вечером, в одном более чем позорном притоне, внимание мое было привлечено каким-то черным предметом, сидящим на верху одной из громаднейших бочек джина или рому, составлявших главное убранство комнаты. Несколько минут я пристально смотрел наверх бочки и удивлялся больше всего тому, что раньше не замечал этого предмета. Я подошел и потрогал его рукой. То была черная кошка, очень большая черная кошка, точно такая же большая, как Плутон, но только с тою разницею, что у Плутона на всем теле не было ни единого белого пятнышка, у этой же большое белое пятно, неправильной формы, занимало почти всю грудь.

Марина Серова

Черная кошка

Марина Серова. Черная кошка. М.: Эксмо, 2009. ISBN 978-5-699-3306

Надо же было частному детективу Татьяне Ивановой так подставиться - гоняться за главным подозреваемым, чтобы в итоге оказаться арестованной за его же убийство! К Ивановой обратился полковник МВД Кирьянов по просьбе своего друга. От знаменитой сыщицы требовалось найти девочку, чьи родители умерли. Отец оставил дочке наследство, на которое, казалось бы, никто не претендует. Но свято место пусто не бывает, обнаружились и другие соискатели. Похитили сироту, а теперь всерьез занялись Татьяной...

– Да вы только посмотрите, какие они хорошенькие!

– Да зачем они мне?

–...какие пушистенькие...

– Да куда я их?

– ...даже посмотреть – одно удовольствие!

– Да мне и ухаживать за ними будет некогда...

Так, без особого успеха, пыталась я отбиться от своих очередных клиентов, для которых только что закончила расследование и которые упорно настаивали, чтобы в дополнение к гонорару я непременно взяла в подарок котеночка.

Эти люди занимались, в виде хобби, разведением персидских кошек и очень расхваливали мне очередной приплод, постоянно употребляя при этом слово «экстремалы». По-видимому, это должно было означать, что получившиеся котята очень чистой породы, но у меня всякий раз так и чесался язык сказать, что в моей профессии экстрима мне хватает и без котят. Но я сдерживала свое желание, чтобы не обидеть людей, которые от чистого сердца предлагали лучшее, что у них есть.

Котята действительно были очень симпатичные и до невозможности пушистые, но я твердо помнила, что при моем образе жизни, если я захочу завести домашнее животное, мне обязательно придется нанимать специального человека, который бы ухаживал за ним. Просто для того хотя бы, чтобы несчастное животное не померло голодной смертью в то время, как я целыми сутками буду гоняться за очередным негодяем. Поэтому, как можно более вежливо и тактично разъяснив, что при всем желании не могу принять такой дорогой подарок, я наконец оказалась на улице.

Стоял чудесный июньский день. Дело оказалось не слишком сложным, я не чувствовала особой усталости, и, по-видимому, этот фактор в сочетании с хорошей погодой и только что полученным гонораром пробудил во мне давно забытое детское желание погулять. Просто побродить по улицам, ни о чем не думая и наслаждаясь свежим воздухом.

Но тут мне пришла мысль, что, если я в полном одиночестве буду без всякой определенной цели слоняться по улицам, окружающие могут неправильно меня понять. Поэтому я решила погулять несколько иначе.

«Проедусь до центра, – подумала я, – а там устроюсь за столиком какого-нибудь уличного кафе, закажу себе кофе и буду курить и глазеть на прохожих, как в добрые студенческие времена, когда мы сбегали с лекций».

Сказано – сделано. Минут через двадцать я уже шла по одной из центральных улиц нашего города и высматривала для себя подходящее местечко среди многочисленных летних кафе, которые по случаю теплого времени года размножились как грибы после дождя.

Вдруг я заметила нечто такое, что заставило меня на минуту остановиться. В середине недели, в самый разгар рабочего дня за столиком одного из кафе сидел не кто иной, как мой старый друг Владимир Сергеевич Кирьянов, подполковник милиции и чрезвычайно занятой, а главное, дисциплинированный человек.

Пока я раздумывала над тем, какие же такие из ряда вон выходящие обстоятельства заставили Кирю в рабочее время покинуть свой кабинет и стоит ли мне сейчас обнаруживать свое присутствие и здороваться с ним, он сам меня заметил и замахал рукой, чтобы я подошла.

– Татьяна! Вот кстати! Присаживайся, разговор есть.

За столиком, кроме Кирьянова, сидел еще один человек. Это был мужчина средних лет и довольно плотного телосложения, с очень озабоченным выражением лица. Повнимательнее приглядевшись, я заметила то же самое выражение крайней озабоченности и на лице у Кири.

– Вот, познакомься, пожалуйста, Николай Петрович Семенов, мой старый друг и вообще хороший парень. Коля, это Татьяна. Я не успел рассказать тебе... Ну, в общем, тоже можно сказать, – старая подруга...

– Старая?

– Ну, не так буквально... в смысле – давняя, – невнимательно оправдывался Киря, мысли которого, совершенно очевидно, были заняты чем-то другим.

Я поняла, что собеседники заняты какой-то действительно серьезной проблемой и им сейчас не до шуток.

– ...да... подруга... – продолжал Киря. – Подруга, можно сказать, боевая. Не один пуд соли вместе довелось... съесть... да-а... Работала одно время у нас, сейчас трудится самостоятельно. Думаю, это как раз то, что тебе нужно.

– Минуточку, – решила я вмешаться в эту ностальгическую речь. – Может быть, и меня кто-нибудь посвятит в суть дела? Возможно, и даже очень вероятно, что я – именно то, что кому-то нужно, но, думаю, не помешает поинтересоваться и тем, что нужно мне.

– Извини, Таня, мы тут все о своем... Конечно, Коля сейчас объяснит тебе. Но сначала скажи, как у тебя со временем? Расследуешь сейчас что-нибудь?

– Только что закончила дело.

– Вот как? Ну что ж, это очень хорошо.

– Полагаешь?

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что «старый друг и хороший парень» Коля обратился к Кирьянову с какой-то своей проблемой, которую тот по каким-то пока неизвестным мне причинам считает более удобным перепоручить мне. Именно поэтому он поинтересовался, нет ли у меня сейчас какого-нибудь дела. И именно поэтому его, конечно же, совершенно не интересует, что, только что закончив расследование, я хотела бы немного отдохнуть.

– Конечно, хорошо, – подтвердил мои догадки Киря. – Ведь если ты сейчас свободна, то, значит, сможешь нам помочь.

Разубеждать его было бесполезно.

– И чем же? – без особого энтузиазма поинтересовалась я.

– Видишь ли, тут такое дело... Коля... ему нужно найти одного человека... девочку. Но проблема в том, что эта девочка ему... ну, как бы это сказать... в общем, никто. То есть принимать от него официальное заявление о розыске мне даже не имеет смысла. Потому что, сама понимаешь, – на каком основании? И что хуже всего, родственников, которые могли бы такое заявление представить в официальном порядке, у этой девочки нет. В общем, она сирота. Ну вот. А найти ее нужно обязательно. Потому что последствия могут быть... самыми печальными. Поэтому, на мой взгляд, наиболее эффективным здесь будет действие по неофициальным каналам, и ты, как частный детектив, сама понимаешь... оптимальный вариант. Я, разумеется, чем смогу, всегда помогу тебе – конечно, если ты возьмешься. – Киря вопросительно посмотрел на меня.