Гродно в первые дни войны (издержки из источников). Аэростат, Гиммлер, руины. Как выглядел Гродно во время войны и после освобождения Черный день. Сектор Бреста, южная клешня

Вышла книга «Первый удар» о событиях июня 1941 под Гродно. Тема катастрофы летом 1941 года, когда советская оборона была фактически сметена немецким наступлением, в СССР долгое время оставалась табуированной. О котлах, окружении, судьбах миллионов пленных, ответственных за потери напрямую не принято было говорить. Зато сегодня историк может ставить под сомнение точность воспоминаний советских ветеранов или пользоваться немецкими источниками, что позволяет взглянуть на ситуацию по-другому.

Книга «Первый удар» Дмитрия Лютика и Дмитрия Киенко рассказывает о разгроме 29-й танковой дивизии, которая находилась в Гродно. Чтобы уничтожить ее немцам потребовались считанные дни, солдаты погибали, попадали в плен, кто уходил в леса. Все факты в книге – плод работы с архивными источниками, воспоминаниями участников, поиск и контакт с их родными.

О некоторых интересных моментах из книги «Белсат» беседует с военным историком Дмитрием Лютиком.

За неделю дивизия стала массой людей, которые отступают на восток

Дмитрий, о войне, кажется, уже столько написано. Почему ты решил взяться за эту работу?

Во-первых, это история одной дивизии, ее формирования и боев. Такое направление популярное в Европе: есть даже многотомные работы, где исследуется дивизионный путь. Для нашей историографии это новое направление, если раньше что-то и писалось – то только о каких-то знаменитых гвардейских, а об обычных – нет.

Во-вторых 29-я дивизия стояла в Гродно, потому как гродненцу мне это интересно. Еще школьником я читал о первых боях за Гродно в 41-м. Впрочем, как оказалось, в «канонических» версиях тех событий много неточностей – наша книга пытается их исправить.

В боях 29-я дивизия просуществовала совсем мало времени. Неужели хватило материалов на целую книгу?

Это довольно типичная судьба дивизий в начале войны: некоторые дивизии существовали несколько дней, другие – несколько недель… 29-я просуществовала неделю, 26 июня она уже отступала из-под Гродно и после этого ее уже трудно было назвать дивизией. Это были массы людей, которые шли на восток, а не военное формирование.

А почему так случилось?

Дивизия была довольно молодой: ее формирование началось в марте 1941 года. Во-вторых, война же вообще для СССР началась катастрофически. Идеология готовила солдат к наступательной войне, к боям на вражеской территории. Их же учили, что Красная армия самая мощная в мире… На самом деле все оказалось не так.

Войска не были надлежаще подготовлены, техники не хватало, имелись большие недоработки в подготовке офицерского состава в оборонных боях, неизвестно было, как защищаться танком, о танковых засадах вообще никто не слышал… По этой причине даже танковые дивизии проигрывали немецкой пехоте, как в случае с той же 29-й дивизией.

Но в своих воспоминаниях о боях под Гродно в 1941-ом ветераны пишут, что против них шли танки…

На самом деле, при наступлении на СССР немцы группировали танки в 3-й и 2-й группах Гота и Гудериана. Одна шла через Брест на Минск, другая — через Лиду. 4-я и 9-я пехотные армии, которые шли между этими группировками, не имели танковых войск. Там были самоходные пушки, различные бронемашины, но танков не было. Советские солдаты и офицеры просто не знали о существовании самоходной артиллерии, поэтому любая машина на гусеницах с пушкой для них была «танком».

Во-вторых, в своих воспоминаниях ветераны часто преувеличивали. Отсюда цифры в 50-60-70 немецких танков! Это уже целые танковые полки получаются, которых здесь не было. В боях с дивизией Студнева, например, участвовала одна немецкая артиллерийская батарея — это 6-8 самоходок. Это психологическое оправдание, так бой был проигран, несмотря на превосходство советской стороны. Танки проиграли пехоте! Ну а проверить эту информацию не было возможности в советское время — не искать же немецких свидетелей.

Все-таки, почему бой для защитников получился катастрофическим?

Очень плохо сработала разведка 29-й дивизии. Это не позволило определить, какие немецкие части, в каком количестве, с каким вооружением идут в наступление. Капитан Сергеев, который был помощником начальника оперативного отдела штаба дивизии пишет в воспоминаниях: «… Мы до сих пор не знали, кто нас разбил? Кто? Который род армии? Был ли это реальный противник или неизвестная сила ультра-лучей? ».

То есть в представлении этого офицера, его людей просто расстреливали, танки горели, огонь велся со скрытых позиций, никто не знал, куда стрелять. Они не ориентировались на поле боя, поэтому складывалось впечатление, что против них воюет фантастическая сила с неизвестным оружием.

«Посадим на берег Немана, дадим дубины и пусть отбиваются»

Как сложилась дальнейшая судьба бойцов дивизии после ее разгрома?

К сожалению, мы даже не знаем, сколько человек на момент начала войны там служило. Девять тысяч — это приблизительная цифра. Три тысячи из них, треть, на момент начала боев даже не имела оружия… Оружия не хватало на армейских складах, этот вопрос поднимался перед командованием 3-й армии в Гродно. Командующий армии Кузнецов ответил на это: «Посадим на берег Немана, дадим дубины и пусть отбиваются». Об этом упоминает полковник Каланчук, командующий 29-й дивизией. Эти три тысячи после наспех отправили в тыл, об их судьбе ничего не известно…

Так а о каком количестве людей хоть что-то известно?

Благодаря архивным документам мы нашли тысячу фамилий бойцов, то есть каждого девятого, поэтому с точностью говорить можно только о них. Значительная часть попала в немецкий плен, очень многие — под Минском. То есть они не сдавались, через обстрелы, в нечеловеческих условиях отходили. Тот же капитан Сергеев вспоминал, что они верили, будто под Минском их ждет крепкая линия обороны и новая техника. Они даже не считали это отступлением, а называли «отходом к старой границе» — то есть границе и 1939 году. Значительная часть, конечно, ушла в партизаны, так отступать через всю Беларусь, а по осени еще через пол России — маловероятно. Но таких не так много.

Главный вопрос — люди

Какие «белые пятна» до сих пор остаются под вопросом о защите Гродно в 1941-м?

Прежде всего, это локальные бои, здесь много тайн. Есть большое исследование Дмитрия Егорова «Разгром Западного фронта», где описывается фактически каждый день боев воинских соединений. Но это общая работа, по каждой воинской части такого пока нет. Второй вопрос, а может и первый — это люди. Поработав над книгой, я понял, сколько родных до сих пор не знают о судьбах своих близких, погибших или пропавших в течение войны. Поэтому я бы призвал и других историков работать над выяснением имен людей, которые здесь встретили войну в 41-м.

ГРОДНО, 23 мар — Sputnik, Инна Гришук. Каждый год в середине марта в Гродно вспоминают черную дату в истории города. 75 лет назад в оккупированном немцами Гродно убили и отправили в лагеря смерти половину жителей — все еврейское население.

Те годы запомнились зверскими убийствами, кровавыми расправами и двумя гетто в самом сердце Гродно, где в нечеловеческих условиях ожидали отправления в лагеря смерти и крематории гродненские евреи.

Половина жителей были евреями

На момент прихода немцев в Гродно жило около 30 тысяч евреев — половина всего населения. Многие были наслышаны о немецкой идеологии.

"Сбежавшие в 1939 году из оккупированной Польши евреи рассказывали, что немцы создают гетто для уничтожения евреев. Они многочисленными группами проходили через Гродно и двигались на восток", — рассказывает историк Борис Квятковский, отец которого побывал в гродненском гетто, затем в Освенциме, чудом выжил, но потерял первую семью.

Малообразованные люди не воспринимали все это серьезно. К началу войны еврейское население состояло из женщин, детей, стариков и мужчин непризывного возраста, которые мало разбирались в политике и отказывались верить в чудовищные вещи.

"Объяснить людям, что их ждет с приходом немцев, было некому", — говорит Квятковский.

Молодежь забрали в польскую или советскую армию, а самые активные люди, состоящие в политических партиях, были уничтожены или отправлены в тюрьмы.

По его словам, большинство верило, что немцы не воюют с мирным населением. Остался такой стереотип со времен Первой мировой. Это убеждение подкрепляли и пущенные в первое время немцами слухи: возможно, евреев станут отправлять на работы.

Два гетто

Уже осенью 1941 года в Гродно создали два гетто, в которые переселили всех евреев из Гродно и окрестных деревень. Гетто №1 устроили вокруг синагоги и в районе современной улицы Большая Троицкая, отселив из домов местных поляков и белорусов.

Гетто №2 размещалось в районе современной улицы Антоновой недалеко от автовокзала. Сюда переселили примерно 10 тысяч евреев, в основном женщин, детей, всех нетрудоспособных. Они заняли все подвалы, лачуги, чердаки.

"Это был плотнейший район проживания. Такую тесноту создали немцы. Люди лежали на полу, чаще сидели плечом к плечу, боясь повернуться, чтобы не нарушить сон соседа", — цитирует воспоминания очевидцев собеседник.

Они рассказывали, что ни разу не вспыхнуло заболевание. Местные врачи делали все возможное, чтобы провести санитарное просвещение, оказать помощь тем, кто заболел.

"Не мог признаться, что брат"

Ряд людей вспоминали, что работали школы, была библиотека. Даже возник ряд предприятий по производству мыла, крахмала, сиропа. Работали пошивочные и обувные мастерские, в которых по приказу немцев ремонтировали одежду и обувь для нужд Вермахта.

Силами евреев вскоре оба гетто обнесли двухметровым забором и колючей проволокой.

Борис Максович вспоминает, что во время строительства такого забора немцы без суда и следствия расстреляли его родного дядю на глазах у отца.

Отец и дядя копали ямы для установки столбов ограждения. Конвоир постоянно задирал дядю, обзывался, засыпал сапогом с трудом выкопанную землю. Дядя не выдержал и раскроил лопатой череп немцу. Его расстреляли на месте.

"Отец не мог ничего поделать. Тем более, признаться, что это его брат — за это тоже могли расстрелять. С большим трудом выпросил лишь разрешение похоронить тело", — говорит Квятковский.

Собеседник вспоминает, что его отец в одном из последних поездов был отправлен в Освенцим и чудом выжил, оказавшись в госпитале. Мужчина в мирное время мало рассказывал о том периоде. Сам Борис Максович до сих пор не решился съездить в Освенцим — слишком тяжело эмоционально.

Смерть за бухарский ковер

В те дни убийство евреев считалось чем-то обыденным. Постоянно проходили акции устрашения, чтобы у людей не возникало даже мысли о сопротивлении. Еврея могли расстрелять прямо на улице только за то, что он неправильно посмотрел на немецкого солдата или офицера.

"Многие были настолько потрясены, что кого-то избили до полусмерти или убили, что просто теряли волю, даже сильные мужчины", — говорит Квятковский.

Например, во время действия гетто комендант гетто Визе потребовал, чтобы евреи отдали ему бухарский ковер, который, якобы, у них имелся.

В заложники взяли раввина, учителей, врачей и других авторитетных людей. Их грозились расстрелять. Евреи не нашли ковер, кто-то сказал, что у католических служителей в городе есть такой ковер.

"За пределы колючей проволоки, которой было окружено гетто, можно было выйти. Вопрос — куда? Оккупанты на всех столбах развесили объявления с текстом указа, по которому было запрещено помогать евреям — одеждой, едой и другой поддержкой. Единственным наказанием была смерть", — говорит Квятковский.

Но жизнь заставляла людей выходить за пределы проволоки — в поисках еды, лекарств, которые контрабандой проносились в гетто. Если же немцы обнаруживали ее, то нарушителя ждала смерть.

"Малины" и поезда смерти

С конца 1942 года началась операция по ликвидации обоих гетто. Квятковский уточняет, что крупных акций по уничтожению евреев в Гродно не было.

"Потому что эти земли не хотели портить — они должны были войти в состав Восточной Пруссии", — поясняет собеседник.

Узников по несколько тысяч сгоняли в товарные вагоны и отправляли в лагеря. Они находились в пути примерно трое суток, еды и воды им никто не давал.

Гродненская синагога, в которой сейчас размещается музей истории гродненского гетто, была пунктом сбора евреев. Отсюда их большими колоннами вели к "поездам смерти", которые доставляли их в Освенцим и Треблинку. Обычно оттуда люди не возвращались.

Многие узники, понимая это, прятались от немцев, строили тайники — так называемые "малины". Но большинство из них находили или вылавливали в городе. Беглецов расстреливали на месте, часто использовали разрывные пули, которые уродовали тела до неузнаваемости. Обычно после таких расправ десятки тел узников гетто сутки лежали на улицах Гродно в красном от крови снегу.

Ледяной скафандр

Спастись удалось немногим, до наших дней из них уже никто не дожил. Людям удавалось сбежать либо выпрыгнуть из движущегося поезда, а затем не нарваться на немцев или местное население. Были случаи, когда простые люди выдавали фашистам еврея в обмен на сахар или другие продукты.

Гродненец Григорий Хосид выпрыгнул из вагона, который ехал в Треблинку. 17-летний парень по заснеженным полям и лесам долго пробирался до партизанского отряда Бельских в Новогрудском районе.

Один раз он чуть не погиб: польская молодежь увидела Хосида и столкнула его в не затянутую льдом реку. Хотели добить, но решили, что он умрет сам. Через час одежда превратилась в ледяной скафандр, но парень заставил себя долго бежать, чтобы не замерзнуть. Выручили хорошая физическая подготовка и привычка закаляться и купаться в холодной воде, которая у него была привита с детства.

500 дней в подвале

Самая известная в Гродно — история спасения 15-летнего Феликса Зандмана, который позже стал известным во всем мире ученым и инженером.

"Мальчишка мечтал избавиться от происходящего. Но в своем отце, который был сломлен ужасами гетто, он не мог найти помощь. Такой опорой оказался дядя по матери", — поясняет Квятковский.

Когда колонну евреев вели на посадку в вагоны, Феликсу с дядей удалось сбежать. Они добрались до домика в деревне Лососно. Там жила семья Пухальских, которая, имея пятерых детей, уже прятала в подвале троих евреев.

Хозяйка сказала: "Сам Бог нам вас прислал. Мы знаем, как тяжело в гетто".

За несколько ночей семья расширила и углубила подвал. Лежать там мог только один человек. Остальные сидели на корточках. По несколько месяцев не могли помыться. Только самыми темными ночами выходили, чтобы подышать свежим воздухом.

Труднее всего было прокормить их. Пухальская объясняла соседям, что она приторговывает, поэтому покупает у них столько продуктов.

На Марше памяти вспоминали "Праведников Мира" - людей, таких как семья Пухальских, которые под угрозой смерти помогали беглым из гетто евреям и прятали их.

Был случай, когда беглецы чуть не погибли. Немцы обходили все дома с собакой, проверяли, есть ли спрятанные люди — в подполе, за двойной стенкой. Девочка взяла нарезанный и сохнущий на газете табак и как будто случайно споткнулась и рассыпала на коврик, лежащий на люке подвала. Собака потеряла нюх и не стала лаять.

Сейчас в Гродно каждый год проходит "Марш памяти", во время которого вспоминают всех жертв холокоста, а также погибших обитателей гродненских гетто. На улице Замковой у входа в гетто №1 установлена мемориальная доска в память о 29 тысячах погибших в гетто евреев.

Бомбили уже с утра 22 июня 1941 года. С 4 до 8 часов — шесть налетов немецкой авиации, в каждом от 30 до 60 самолетов. Бомбардировки продолжались весь день, а в ночь с 22 на 23 июня советские войска оставили город. На второй день войны Гродно полностью контролировали немцы. 24 июня 1941 года, на второй день после начала Великой Отечественной войны, Гродно был захвачен войсками Третьего Рейха. Уже 9 июля немецкие хроникеры запечатлели Гродно в таком виде.

Немецкая авиация беспрестанно бомбила Гродно, где находился штаб 3-й армии. В результате атак с воздуха все узлы связи были разрушены. Командующий армией не имел связи с фронтом, не знал о том, что делается у соседей. К исходу первого дня войны угроза охвата флангов армии и прорыва немецких войск к переправам через Неман у Лунно и Мостов стала вполне реальной. Поэтому в ночь с 22 на 23 июня было принято решение отвести войска на рубеж рек Котра и Свислочь.

Предполагалось создать сплошной фронт обороны восточнее и южнее Гродно. К утру 23 июня наши части оставили город. Чтобы замедлить темп вражеского наступления, саперы взорвали мосты через Неман. В течение всего дня 23 июня соединения 11-го механизированного корпуса, прикрывая отход армии, сдерживали атаки немцев южнее Гродно.

О событиях 22 июня 1941 года и первых месяцев войны на Гродненщине вспоминает участник, ветеран Великой Отечественной войны Игорь Леонидович Чопп (1911-2014), запись 1997 года:

«С того памятного дня прошло 56 лет - целая человеческая жизнь с ее превратностями, переживаниями, крутыми поворотами. Последующие события вытесняли из памяти предыдущие, многое забылось. Но первый день войны остался во мне навсегда. Помню все до мелочей… Жаркий июнь 1941 года. Старый лес на берегу Немана, воспетого белорусскими и польскими поэтами. Длинный ряд палаток в густой тени вдоль шоссейной дороги. Запах хвои и разнотравья. Таким запомнился лагерь «Солы» 141-го полка 85-й стрелковой дивизии близ Гродно. По проселку из ближнего села в город утром и обратно вечером шли крестьяне. Если у нас не было занятий, некоторые из них охотно останавливались, чтобы закурить, переброситься несколькими словами.

Пан, - говорили они доверительно вполголоса, - скоро будет война. Герман придет…
- Не может этого быть, - возражали мы. - По радио передавали, да и в газетах - не будет войны!
- Не, пан, - с печальной уверенностью повторял собеседник, - будет. Герман на границе такую силу собрал, что война будет очень скоро.
- Ерунда это, болтовня! - отвечал на наши вопросы о возможной войне политрук. - Вы что, выступление товарища Молотова по радио не слышали? Газеты читать нужно. Капиталисты не рискнут начать войну.

Но капиталисты «рискнули». 22 июня в 4 часа утра мы проснулись по сигналу «боевой тревоги». Лихорадочно одеваясь, услышали гром далекой канонады и близкие взрывы. Выскочили, начали строиться. Над головой, в просветах между кронами деревьев, увидели эскадрильи самолетов, заполнивших, казалось, все небо. Мощный гул вражеских бомбардировщиков, летящих на восток, был непривычен и страшен. Командиры взводов и рот растерянно ждали приказа.

Появился командир батальона, подъехала повозка с боеприпасами. Раздали патроны, гранаты и сразу вывели нас из лагеря. Километрах в трех мы, запыхавшиеся от бега, заняли оборону и стали окапываться. С возвышенности, где рыли окопы, хорошо было видно Гродно. В нескольких местах поднялись столбы дыма, вспыхнуло пламя. Слышались взрывы: немцы продолжали бомбить город и дорогу. Копали молча, потрясенные происходящим. Значит все-таки это не провокация, а война? А как же уверения в газетах и по радио, речи вождей, «разъяснения» политрука? Мы, рядовые красноармейцы, верили им, ведь другой информации не было, кроме местных слухов.

Внезапно появились «мессершмитты» на нашем участке - два звена. Они развернулись и на бреющем полете стали поливать нас огнем. Деться было некуда. Красноармейцы разбегались по полю, но вражеские истребители настигали их на бегу. Некоторые бойцы, лежа на спине, стреляли по самолетам из винтовок и ручных пулеметов. Я это делал тоже. Но «мессеры» безнаказанно свирепствовали в воздухе - наших истребителей не было. Расстреляв боекомплект, фашисты улетели. Люди возвращались и поспешно брались за лопаты. Санитары несли убитых к дороге, за ними плелись раненые. Еще дважды прилетали фашистские стервятники. И снова - убитые и раненые, жертвы первого дня войны.

В полдень, когда мы заканчивали окапываться, командир роты отобрал десять бойцов, среди которых оказался и я, скомандовал: «За мной!” и быстро повел нас к дороге. Невдалеке, у лесополосы, стояла полуторка. Незнакомый капитан принял командование над нами. Он назвал свою фамилию и коротко поставил задачу: с этой минуты мы становились «истребителями» вражеских десантов.

Оказалось, что ночью немцы высадили множество десантов. Окопавшись на перекрестках дорог, на опушке леса или засев в доме придорожного хуторка, они внезапным огнем из пулемета и миномета наносили большой урон нашим войскам, которые меняли позиции или отходили в восточном направлении. Поэтому по приказу командования создавались специальные группы, их задачей было уничтожение десанта. Мы погрузились в машину и через полчаса уже были в движущихся колоннах наших войск. Вскоре впереди послышались рокот пулемета и разрывы мин.

Солдаты рванулись в кюветы, распластались на пашне. Кто-то уже вел огонь из ручного пулемета по десанту, окопавшемуся на невысоком кургане. Капитан разделил нашу группу на две части, чтобы обойти немцев с двух сторон. Короткими перебежками, стреляя из винтовок и ручного пулемета, мы приближались к десанту. Фашисты перенесли огонь на нас, но пять бойцов во главе с капитаном уже были вне их досягаемости. Чем ближе мы подползали, тем губительнее был вражеский огонь. Уже один наш боец лежал неподвижно, другой, уткнувшись лицом в землю, громко стонал. Но вот на высотке прозвучали два выстрела. Мы втроем бросились вперед, в несколько мгновений достигли блиндажа. Там капитан с ребятами расправлялся с отбивавшимися фашистами. Мы все уже успели внести свою долю в эту первую встречу лицом к лицу с противником.

После боя мы разглядывали шестерых мертвых врагов, добротную униформу мышиного цвета, мундиры с галунами, нагрудными и нарукавными эмблемами, сапоги с широкими голенищами, ремни с пряжками… Рядом с убитыми валялись пулемет, три автомата, снайперская винтовка и гранаты с длинными деревянными ручками. Мы сбросили в блиндаж миномет и минометчика, который лежал неподалеку и был убит первым. Вот так! Значит фашист уязвим, его можно и должно уничтожать, нужно только преодолеть страх и обрести уверенность.

Мы не торжествовали, нет. Было обидно и горько от несоответствия потерь. Капитан приказал собрать трофейное оружие. Мы подняли погибшего товарища, подхватили раненого и направились к машине. В этот день нам удалось уничтожить еще один десант, погиб еще один наш боец, а трое, в том числе и я, были ранены. Только поздно вечером капитан остановил машину, выставил часового и приказал: «Спать!». Первый день войны сменила первая ее ночь - душная, тревожная, замершая в безмолвии перед неизвестностью.»

Эпическая драма разгрома Западного фронта в июне 1941 стала после войны хрестоматийным примером, наряду с поражением армии Самсонова в Пруссии в 1914 году. Уже 28 июня немцы заняли Минск. В двух котлах у Волковыска и Минска были окружены дивизии из состава 3, 4 и 10 советских армий, уничтожено 11 стрелковых, 6 танковых, 4 моторизированных и 2 кавалерийских дивизии. Общие потери погибшими, пропавшими без вести и пленными превысили 300 000 человек. Командующий округом – генерал-полковник Д. Г. Павлов поплатился за это жизнью и был расстрелян, вместе с ним его судьбу разделил ряд высших офицеров штаба округа, несколько комкоров и командармов. Командующий ВВС округа генерал-майор И. И. Копец, скорее всего, повторил бы их судьбу, но он свой выбор сделал еще 22 июня. Узнав о понесенных авиацией потерях, генерал застрелился.

В личности командующего ЗапОВО как в капле воды отразилась вся Красная армия образца 1941 года. Он был командующим, который быстро выдвинулся на верховную должность из-за проредивших армию репрессий. Но версия о том, что он не имел достаточной подготовки, которая так легко все объясняла и послужила в дальнейшем поводом для его расстрела, не является истиной. Назначая лишь его ответственным за то, что произошло в июне 1941, мы тем самым беремся утверждать, что другой человек на его месте мог бы исправить ситуацию. Как будто ситуация, при которой Западный фронт устоял бы под ударами немцев, даже не требует доказательств. Некоторые особенно подкованные специалисты утверждают, что достаточно было поставить имеющиеся танки Т-34 и КВ в засады, как позже поступал генерал Катуков под Москвой и немецкие танки сгорели бы еще до Барановичей. Но таких людей ставит в тупик вполне резонный вопрос «где эти засады организовывать?». По-видимому, Павлов должен был знать точные маршруты наступления немецких войск. Но он не знал, а когда узнал – было уже поздно.

Прежде чем судить Павлова надо поставить себя на его место и рассматривать события, принимая во внимание те данные, которые были в его распоряжении. Само по себе расположение Белостокского выступа уже предполагало проведение операции на окружение и это, конечно же, знал Павлов. Все дело было в том, что подобная операция могла быть проведена разными способами, что представляло трудности и обороняющимся и наступающим. Главным и для тех, и для других был вопрос определения точки схождения наступающих танковых клиньев. От немцев ждали подобной операции, но на небольшую глубину, с попыткой образования котла в районе Волоковыск, Барановичи.

Исторические события, так часто бывает, толкают вперед случайности. Что-то подобное произошло в 1941 году в районе Бреста. Наученный горьким опытом 1939 года, тогда Гудариан уже пытался овладеть еще польской Брестской крепостью, в кампании 1941 года он спланировал двойной обходной маневр. Образно говоря, быстрый Гейнц «дул на воду», вместо того чтобы бросить свою танковую группу вдоль шоссе у Бреста, он загнал ее в труднопроходимую для танков местность южнее и севернее Бреста. Брать крепость и штурмовать город должна была пехота. И вот начав утро 22 июня «за здравие», Гудариан закончил его «за упокой». Немцы захватили много мостов, но многие из них были пригодными для пехоты и легкой техники, не для танков. Весь день 22 июня танковая группа потратила на борьбу с местностью, пытаясь выбраться на шоссе. К вечеру 22 июня многие части еще так и не переправились через Буг. Вышедшее же на шоссе части 3 и 4 танковых дивизий 49 моторизованного корпуса немцев в конце дня уткнулись в сгоревший мост через Муховец в районе Булково. Гудариан был раздосадован таким началом, но именно эта его задержка сыграла одну из ключевых ролей в разворачивающейся драме Западного фронта.

К концу дня Павлов и его штаб занимались оценкой событий и пытались разработать меры противодействия. Павлов не знал всего, что знаем сегодня мы, он руководствовался данными разведки. Что же он видел? Первое разведдонесение от 14:00 сообщало, что противник прилагает все усилия для взятия Гродно, второе от 16:15 говорило о том, что основные усилия авиации противника отмечаются на участке Гродно-Лида. Вечерняя итоговая разведсводка от 22 часов содержала следующие данные. С рассветом границу СССР перешли немецкие части в размере до 30-32 пехотных дивизий, 4-5 танковых, до 2 моторизованных, 40 артиллерийских полков, около 4-5 авиаполков, одна десантная дивизия. И вот здесь разведчики ошиблись несильно, действующие против округа силы были определены примерно верно, особо подчеркивалось, что в зоне действия соседа справа границу перешла танковая группа, чьи силы оценили в 4 танковых и моторизованных дивизии.

Но совсем другая картина была по распределению этих войск. Так утверждалось, что на Гродно наступают 2 танковых и 2 моторизованных дивизии, на самом деле там была одна лишь пехота. Но уже автоматом на другие направления оставалось 2-3 танковых соединения. Еще одну танковую дивизию разведка «нашла» на южном фасе Белостокского выступа, но и там не было танков, только пехота усиленная САУ «Штурмгешюц». На Брест оставалась 1-2 танковых дивизии, это был роковой просчет, недооценка силы противника на левом фланге.

Для этого были и вполне объективные причины, авиаразведка фронта была ослаблена понесенными за день огромными потерями. Можно было еще принять во внимание такой критерий, как глубина вклинения вражеских частей и введение в бой танков. Именно на Гродненском направлении такая ситуация отмечалась. В районе Бреста Гударина вводил свои танки в бой кружными путями и в Минске их пока не видели. Позже, как назло пришла директива №3 Генштаба, которая предписывала совместно с Северо-Западным фронтом нанести контрудар во фланг Сувалковской группировки немцев. Это вполне состыковывалось с тем, что видел Павлов, противник в районе Гродно – представлял главную опасность. Так самое крупное и боеспособное механизированное подразделение фронта (6 мехкорпус) было брошено в бой под Гродно, где вынуждено было таранить прочную противотанковую оборону пехотных дивизий вермахта. Но левый фланг командующий без внимания не оставил на этом направлении вводились в бой пехота, 47 стрелковый корпус в составе 55, 121 и 155 стрелковых дивизий.

Самое печальное, что разобраться в обстановке в штабе фронта не смогли и 23 числа, по прежнему оценивая действующие на левом фланге силы немцев, как незначительные. Между тем 2 танковая группа 23 июня смяла части 4 армии Коробкова. И за день ее передовые танковые части продвинулись на 130 км, достигнув излучины реки Щара. Именно здесь произошла встреча 55 стрелковой дивизии и танковых дивизий немцев. Бои в излучине Щары длились весь последующий день 24 июня. Упорными боями дивизия на сутки задержала немецкий танковый каток, в одном из этих боев погиб и командир дивизии полковник Иванюк.

Но главное было не в этом. В бою, который произошел ранним утром 24 июня, разведбат 155 стрелковой дивизии рассеял моторизованный отряд немцев. В одной из легковых машин были обнаружены 2 карты, одна из них была с нанесенной обстановкой. Эта карта сразу же была направлена в штаб фронта, где произвела эффект разорвавшейся бомбы, как будто пелена спала с глаз командующего. По нанесенной на ней обстановке было ясно видно, что против его левого фланга действует 3 немецких танковых корпуса, один из них во втором эшелоне.

Далее сыграл свое слово фактор времени. Карта была захвачена около 4 часов утра 24 июня, какое-то время ушло на отправку ее в штаб фронта, как назло тот именно 24 июня передислоцировался из Минска в Боровую, часть времени была потерян здесь. Но даже с учетом этого, первое решение с учетом данных, содержащихся на карте, было принято в 15:20 25 июня, прошло около полутора суток. Возможно, командующий потратил их на перестраховку, данные необходимо было проверить, по крайней мере, теперь было понятно, где искать.

Генерал Павлов не был связан какими-либо приказами «стоять насмерть», не запрашивал ставку, дожидаясь ее решения, уже на 4 день сражения он отдает войскам приказ на отход. В случае успеха войска фронта могли избежать неминуемого разгрома. 6 механизированный корпус разворачивался на 180 градусов для удара на Слоним, он должен был стать авангардом и главной пробивной силой отступающих войск. Но, отдавая этот приказ, Павлов ослабил давление на фланг немцев у Гродно. До соединения немецких танковых клиньев под Минском оставалось чуть более 2 дней.

Каким был Гродно во время войны и сразу после освобождения? Как встречал 9 мая? Ко Дню Победы ТUT.BY полистал виртуальные альбомы проекта oldgrodno.by и посмотрел, как город жил (и выжил) во время немецкой оккупации и как встречал советские войска в 1944 году. А еще на старых фотографиях можно разглядеть, как одевались в военное время горожане и как выглядели привычные нам улицы, которые после бомбардировок еще долгое время лежали в руинах.

Немцы на захваченном Старом мосту. Фото: oldgrodno.by

Освобождали Гродно советские войска несколько дней. С 16 по 24 июля 1944 года в городе шли ожесточенные бои. До победного 9 мая 1945 года оставался почти год. Гродно был одним из первых белорусских городов, который принял на себя удары немецкой авиации.

Бомбить его начали уже с утра 22 июня 1941 года. С 4 до 8 часов — шесть налетов немецкой авиации, в каждом от 30 до 60 самолетов. Через день советские войска оставили город, а 24 июня в город вошли войска Третьего рейха.

Испанская «голубая дивизия» вступает в захваченный немцами Гродно. 1941 год. Фото: oldgrodno.by

Немцы много фотографировали Гродно. Первые снимки, которые сохранились до наших времен, были сделаны уже 9 июля. Снимали Старый мост. И даже кино записали.

В захваченный Гродно 30 июня 1941 года приехал Генрих Гиммлер, о чем также свидетельствовала фотохроника. А итальянская газета Vittoria в июле 1941 года писала о разрушении памятника Сталину перед зданием пединститута по улице Ожешко.

Генрих Гиммлер и Карл Вольф в Гродно. Современная пл. Тызенгауза. 30 июня 1941 года. Фото: oldgrodno.by

Есть фотографии даже в цвете. На них полуразрушенный Гродно и немецкая военная техника. Кроме общих планов города, заснятых немцами, в архивах горожан, переживших оккупацию, сохранились и личные фотографии.

Например, есть фотография четырех девушек (а на заднем плане — еще и двое кавалеров, которые попытались «испортить» снимок подружкам. Парни озорно выглядывают из-за кустов). Дата фотографии точно не известна. Скорее всего, она сделана также во время немецкой оккупации, то есть до лета 1944 года.

Удивительно, но на месте, где сейчас проходят выставки современной военной техники, во время оккупации стояла техника немецкая.

Немецкая техника в центре современной площади Тызенгауза. Предположительно, 1941 год. Фото: oldgrodno.by

Фотографировали немцы и гродненское гетто, которое находилось в самом центре города и было ликвидировано в 1943 году.

Переселение евреев из гетто. Фото: oldgrodno.by

Послевоенных фотографий города очень мало. Есть всего несколько снимков, сохранившихся в архивах, где изображено, как местные жители встречают советские войска.

На улицах освобожденного Гродно. Солдаты беседуют с местными жителями. 16 июля 1944 года. Фото: oldgrodno.by

Или вот 1945 год. На фотографии советский военный с двумя детьми. За ним — так называемый «Чертов мостик», который располагался за домом Элизы Ожешко. Он был снесен в 60-х годах.

В 1946 году Гродно был еще в руинах. Об этом свидетельствует уже советская фотохроника.

Площадь Советская в руинах. 1946 год. Фото: oldgrodno.by

Отстраивать город начали только в начале 50-х годов.

КАТЕГОРИИ